Положение русской женщины на руси. Положение женщины в древней руси. Защита имущественных прав женщин в допетровском законодательстве

Процесс становления правовой системы в Древней Руси происходит вместе со становлением государственности.

Древнерусское Феодальное право характеризуется следующими чертами: это право кулачное, т.е. право политически и экономически сильного; оно является правом привилегий господствующего класса и отдельных его слоев внутри класса феодалов сравнительно с правом трудящегося населения. Женщины в феодальном праве особо не выделялись, более того, их правовой статус был очень ограничен, что предопределяло их правовую защиту.

Законодательные нормы, касавшиеся имущественного статуса представительниц разных классов и социальных групп и действовавшие в период от Русской Правды до первого общерусского Судебника, уходят корнями и глубокую древность, в эпоху складывания феодальных отношений. Первое упоминание о полномочиях женщин на владение определенным имуществом содержит уже один из наиболее ранних юридических памятников - Договор 911 г. Олега с Византией, утвердивший право женщины сохранить за собой часть общего с мужем имущества даже в случае, если муж совершил убийство и предстал перед законом.

Женское имущественное владение, именуемое в Русской Правде «частью», вероятно, включало приданое и не входящее в его состав некоторое парафернальное имущество - собственность жены, которой она могла распоряжаться по своему усмотрению. Впоследствии парафернальное имущество жены передавалось мужу только на основе доверенности, а обеспечением добросовестности управления им служила законная ипотека на имуществе мужа в пользу жены.

Существование приданого в древнейший период истории Руси было доказано еще в XIX в. Владение приданым присуще людям из среды почти всех классов и социальных групп феодального общества, в том числе и смердам.

Сложнее вопрос о том, владела ли женщина чем-либо помимо приданого. О существовании парафернального имущества жены в первом браке нет прямых сведений в русских памятниках.

Более понятной представляется структура «части», которой владела женщина в связи со вторичным замужеством. По-видимому, это прежде всего то же приданое, по отношению к которому древнерусские женщины обладали правом не только владения, но и распоряжения.

Необходимо отметить, что тенденция имущественной неответственности супруги не сразу утвердилась в русском законодательстве. Новгородское право XIII в. вновь возвратилось к системе тайной ипотеки на имуществе жены, т. е. признало невозможность его залога, что отвечало экономическим изменениям, связанным с усилением феодализации общества.

Таким образом, законодательные памятники Х-XV вв. дают возможность утверждать, что женщина социально свободная, принадлежавшая к привилегированному сословию и выходившая замуж вторично, могла обладать помимо приданого и некоторым парафернальным имуществом, которое могло появиться у нее за годы либо супружеской жизни (как следствие свободного распоряжения своим приданым), либо вдовства при выполнении опекунских функций.

О развитости норм опекунского права говорит уже наличие в Древней Руси института женского опекунства. Знатные женщины после смерти мужа полномочно становились опекуншами малолетних детей и управляли хозяйством по праву старшинства, пользуясь добытком (имуществом) и нося ответственность за убытки лишь в случае вторичного замужества. Даже когда опекаемые становились совершеннолетними, за труды по их воспитанию матери-вдове предоставлялось право остаться в доме своих детей даже против их воли, сохраняя при этом свой выдел на содержание - «часть».. Если же женщина вторично выходила замуж, то она возвращала опекаемым всю принятую на опеку движимость и недвижимость, включая приплод от рабов и скота. Если это имущество («товар») опекаемых пускалось в оборот, то прибыль шла в пользу ближайшего родственника опекунши.

За счет этого «прикупа» (прибыли) возмещался, видимо, и ущерб в имуществе, принятом опекуншей после смерти завещателя.

Более поздние нормативные акты не касаются вопросов, связанных с женским опекунством. Это позволяет предполагать, что древние нормы права опеки традиционно действовали и позже. Основанием для права вдовы на опеку были не только ее соучастие в нравах на общее семенное имущество, но и принципы родительской власти, авторитет матери в быту, который делал ее (хотя и на период, ограниченный вторым замужеством) пол-новластной главой семьи.

Рассмотренные права женщин на владение приданым и некоторым парафернальным имуществом, а для представительниц привилегированного сословия и на опекунство над детьми органически связаны с наследственным аспектом древнерусского права собственности. Именно в нормах наследственного права раскрываются эволюция и те глубокие сдвиги, которые происходили в системе личных и общественных отношений супругов, и особенно в правах женщин.

На примере развития наследственного права представительниц свободного и привилегированного населения можно проследить эволюцию права наследования, связанную с усилением феодализации общества . Изначальным этапом подобной эволюции был период господства общинного строя, когда женщине вне зависимости от ее матримониального положения отказывалось в праве наследования не только недвижимого имущества, но и движимости. Выделение какой-либо собственности в руки женщины могло тогда привести к росту рентабельности хозяйства чужого рода и в конечном счете к социальному неравенству. Этот этап почти не нашел отражения в древнерусских письменных источниках.

Усиление феодализации общества, преобладание территориального принципа над родовым, рост социального неравенства способствовали развитию процесса приобретения знатными женщинами прав на владение и распо-ряжение собственностью. По нормативным актам XI-XII вв. русские женщины предстают владелицами и распорядительницами движимого имущества. Основную часть его, как уже отмечалось, составляло приданое в совокупности с парафернальным имуществом. В случае смерти супруга женщины привилегированного сословия наследовали, получая «часть».

Что касается прав братьев и сестер на этом, втором этапе эволюции имущественных отношении, то они не были одинаковыми. Сестры, например, не получали всего наследства, если братья выдавали их замуж. В принципе дочери являлись наследницами («части»), а специальное акцептирование того факта, что сестра при наличии братьев не являлась наследницей, как раз не исключает распространенности в быту наследования имущества дочерьми, а говорит о тех случаях, когда брат являлся старшим в семье и мог заменить родителей.

Последний, третий этан эволюции имущественных нрав знатных женщин - утверждение возможности владении недвижимостью: землей, «отчиной». Этот этап зафиксирован лишь в поздних источниках. Закон утверждает, что, если после смерти «которого человека» останется «отчина», жене позволено пользоваться ею пожизненно, если только она не выйдет замуж. Такое же требование предъявляется и к мужу умершей жены, после которой тоже может остаться недвижимое имущество. Подчеркнутое в статьях закона ограничение процессуальных полномочий женщин в случае судебных тяжб по поводу недвижимости является лишним свидетельством законодательного закрепления нрав женщин на владение землей.

Таков процесс эволюции приобретения представительницами господствующего класса имущественных, в частности наследственных, прав, который нашел отражение в нормативных актах Х-ХV вв. Само расширение имущественных прав женщин, получение ими прав на владение недвижимой собственностью органически связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства, развивающегося по феодальному пути и преодолевшему к началу XVI в. - по крайней мере, в праве - рецидивы дофеодальных структур.

План

Введение.

Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация, в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-Х1Х веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями русских этнографов.

В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого, одна из которых -- Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I, великую княгиню Московскую Софью Витовтовну, новгородскую посадницу Марфу Борецкую, возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью, целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других. В русских сказках присутствуют не только образы воинственных амазонок, но и беспрецедентный, по европейским стандартам, образ Василисы Премудрой. Европейских путешественников и дипломатов XVIII - начала Х1Х в. удивляла высокая степень самостоятельности русских женщин, то, что они имели право владеть собственностью, распоряжаться имениями и т.д. Французский дипломат Шарль-Франсуа Филибер Массон считает такую "гинекократию" противоестественной, русские женщины напоминают ему амазонок, социальная активность которых, включая любовные отношения, кажется ему вызывающей.

1. Положение женщины в Древней Руси .

Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в "Повести временных лет" сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем "мужских". Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети). Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеряя, а после вступления в брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае посессивной, владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу).

Едва ли не единственным исключением из правила стало упоминание жены князя Игоря Новгород-Северского в "Слове о полку Игореве" - Ярославна. Кстати, это послужило А.А. Зимину одним из аргументов для обоснования поздней датировки "Слова". Весьма красноречиво говорит о положении женщины в семье цитата из "мирских притч", приведенная Даниилом Заточником (XII в.):

"Ни птица во птицах сычь; ни в зверез зверь еж; ни рыба в рыбах рак; ни скот в скотех коза; ни холоп в холопех, хто у холопа работает; ни муж в мужех, кто жены слушает".

Деспотические порядки, получившие широкое распространение в древнерусском обществе, не обошли стороной и семью. Глава семейства, муж, был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все домочадцы, не говоря уже о слугах и холопах в прямом смысле слова, находились в его полном подчинении. Прежде всего это относилось к женской половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его обычно не видела.

После свадьбы ее новым "хозяином" становился супруг, а иногда (в частности, в случае его малолетства - такое случалось часто) и тесть. Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и с его разрешения она могла с кем-либо знакомиться, вести разговоры с посторонними, причем содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы то ни было подарки либо получать их.

В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было особенно тяжелым.

В обязанности супруга и отца входило "поучение" домашних, состоявшее в систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена. Считалось, что человек, не бьющий жену, "дом свой не строит" и "о своей душе не радеет", и будет "погублен" и "в сем веке и в будущем". Лишь в XVI в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа. Так, "Домострой" советовал бить жену "не перед людьми, наедине поучить" и "никако же не гневатися" при этом. Рекомендовалось "по всяку вину" (из-за мелочей) "ни по виденью не бите, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, никаким железным или деревяным не бить".

Такие "ограничения" приходилось вводить хотя бы в рекомендательном порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись в средствах при "объяснении" с женами. Недаром тут же пояснялось, что у тех, кто "с сердца или с кручины так бьет, много притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут и перст, и главоболие, и зубная болезнь, а у беременных жен (значит били и их!) и детем поврежение бывает в утробе".

Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за серьезную провинность, и не чем и как попало, а "соймя рубашка, плеткою вежливенько (бережно!) побить, за руки держа".

В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в "пошибании" (изнасиловании) и оскорблении женщин "срамными словами". Рабыня, жившая с господином, как жена, становилась свободной после смерти господина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц. Вместе с тем в некоторых случаях женщина, видимо, и сама могла стать настоящим деспотом в семье. Трудно, конечно, сказать, что повлияло на взгляды авторов и редакторов популярных в Древней Руси "Моления" и "Слова", приписываемых некоему Даниилу Заточнику, - детские впечатления об отношениях между отцом и матерью либо собственный горький семейный опыт, однако в этих произведениях женщина вовсе не выглядит столь беззащитной и неполноправной, как может представиться из вышеизложенного. Послушаем, что говорит Даниил.

"Или речеши, княже: женися у богатого тестя; ту пеи, и ту яжь. Лутче бо ми трясцею болети; трясца бо, потрясчи, отпустит, а зла жена и до смерти сушит... Блуд во блудех, кто поимет злу жену прибытка деля или тестя деля богата. То лучше бы ми вол видети в дому своем, нежели жену злообразну... Лучше бы ми железо варити, нежели со злою женою быти. Жена бо злообразна подобна перечесу (расчесанному месту): сюда свербит, сюда болит".

Не правда ли, предпочтение (пусть и в шутку) самого тяжелого ремесла - варки железа жизни со "злой" женой кое о чем говорит?

Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа. Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти супруга к ним переходила роль главы семейства.

Вообще же, на жене лежала вся ответственность за ведение домашнего хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков - подростков передавали потом на обучение и воспитание "дядькам" (в ранний период, действительно дядькам по материнской линии - уям, считавшимся самыми близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления отцовства, видимо, не всегда могла быть решена).

1.1. Положение женщины в роде княжеском

Из обзора распределения волостей княжеских видно, какую важную долю из них князья давали обыкновенно своим женам. Этому богатому наделению соответствовало и сильное нравственное и политическое влияние, какое уступалось им по духовным завещаниям мужей. Калита в своем завещании приказывает княгиню свою с меньшими детьми старшему сыну Семену, который должен быть по боге ее печальником. Здесь завещатель не предписывает сыновьям, кроме попечения, никаких обязанностей относительно жены своей, потому что эта жена, княгиня Ульяна, была им мачеха. До какой степени мачеха и ее дети были чужды тогда детям от первой жены, доказательством служит то, что сын Калиты, Иоанн II, не иначе называет свою мачеху как княгинею Ульяною только, дочь ее не называет сестрою; это объясняет нам старинные отношения сыновей и внуков Мстислава Великого к сыну его от другой жены, Владимиру Мстиславичу, мачешичу . Иначе определяются отношения сыновей к родным матерям по духовным завещаниям княжеским: Донской приказывает детей своих княгине. «А вы, дети мои, - говорит он, - живите заодно, а матери своей слушайтесь во всем; если кто из сыновей моих умрет, то княгиня моя поделит его уделом остальных сыновей моих: кому что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не выйдут. Даст мне бог сына, и княгиня моя поделит его, взявши по части у больших его братьев. Если у кого-нибудь из сыновей моих убудет отчины, чем я его благословил, то княгиня моя поделит сыновей моих из их уделов; а вы, дети мои, матери слушайтесь. Если отнимет бог сына моего, князя Василия, то удел его идет тому сыну моему, который будет под ним, а уделом последнего княгиня моя поделит сыновей моих; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери: что кому даст, то того и есть. А приказал я своих детей своей княгине; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери во всем, из ее воли не выступайте ни в чем. А который сын мой не станет слушаться своей матери, на том не будет моего благословения».

Введение

Древнерусское общество - типично мужская, патриархальная цивилизация, в которой женщины занимают подчиненное положение и подвергаются постоянному угнетению и притеснению. В Европе трудно найти страну, где даже в XVIII-Х1Х веках избиение жены мужем считалось бы нормальным явлением и сами женщины видели бы в этом доказательство супружеской любви. В России же это подтверждается не только свидетельствами иностранцев, но и исследованиями русских этнографов.

В то же время русские женщины всегда играли заметную роль не только в семейной, но и в политической и культурной жизни Древней Руси. Достаточно вспомнить великую княгиню Ольгу, дочерей Ярослава Мудрого, одна из которых - Анна прославилась в качестве французской королевы, жену Василия I, великую княгиню Московскую Софью Витовтовну, новгородскую посадницу Марфу Борецкую, возглавившую борьбу Новгорода против Москвы, царевну Софью, целую череду императриц XVIII века, княгиню Дашкову и других.женщина семья русь брак

Женщины редко упоминаются в летописных источниках. Например, в Повести временных лет сообщений, связанных с представительницами прекрасного пола, в пять раз меньше, чем мужских. Женщины рассматриваются летописцем преимущественно как предикат мужчины (впрочем, как и дети). Именно поэтому на Руси до замужества девицу часто называли по отцу, но не в виде отчества, а в притяжательной форме: Володимеряя, а после вступления в брак - по мужу (в такой же, как и в первом случае посессивной, владельческой форме; ср. оборот: мужняя жена, т.е. принадлежащая мужу).

Актуальность темы. Существует много точек зрения по данному вопросу, так как положение женщины в Древней Руси с издавна представляют интерес для ученых как с научной, так и с практической точек зрения, но исчерпывающего ответа так не нашлось, поэтому мы решили в своей работе еще раз коснуться этой темы.

Объект исследования: система общественных отношений, в которых женщина Древней Руси IX-XV вв. выступает в качестве субъекта.

Предмет исследования: положение женщин.

Цель исследования: анализ положения женщин Древней Руси.

Исходя из цели, мы поставили перед собой следующие задачи:

изучить все источники, имеющие отношение к рассматриваемой нами теме, включая как монографические труды, статьи в периодической печати и в сети интернет;

рассмотреть положение женщины в истории;

проанализировать частную жизнь дворянских женщин;

проанализировать положение женщины в обществе с точки зрения права;

рассмотреть положение женщины, девушки, девочки в семье;

изучить положение женщины в браке и вне брака.

Структура работы: введение, две главы, состоящие из 6 пунктов, заключение, список используемой литературы.

женщина семья русь

Глава 1. Жизнь русской женщины в обществе

1 Положение женщины в истории

У каждого свое представление о месте и роли женщин в истории Древней Руси. И представления могут быть самыми разными. Кто-то рисует в своем воображении «теремную затворницу», а кто-то, припоминая княжну Ольгу или новгородскую посадницу Марфу Борецкую, видит вполне социально активных и ярких личностей. Вопрос о том, как же было на самом деле и какова роль женщины в IX-XV вв. весьма важен сам по себе и для представления общественной, политической и культурной истории этих шести веков.

В первом тысячелетии нашей эры у восточных славян формировались обычаи, то есть устойчивые правила поведения. Постепенно часть обычаев стала обеспечиваться обязательным принуждением к исполнению родоплеменными органами и общинами и приобрела качества обычного права. Часть норм обычного права закреплялась в государственном письменном законодательстве, обнаруживая большую живучесть, часть видоизменялась или законодательно запрещалась. Некоторые элементы обычного права в сфере регулирования правового положения женщин сохранились в крестьянской среде до XIX в.

Положение женщины в Древней Руси с IX по XV вв. помимо правовых обычаев регулировалось как светскими нормативными актами, так и нормами церковного права. Светские памятники позволяют с большей определенностью говорить о социально-экономических аспектах, а церковные яснее характеризуют нормы морали, нравственности, специфику отношений к женщине со стороны общества, семьи, государства и церкви.

Хотя женщина, как бы не была она унижена, всегда сохраняет власть над мужчиной. Эту власть она черпает: во-первых в страстях самого мужчины, во-вторых - в воспитании молодого поколения, которое, в период закладывания и становления характера, находилось под влиянием женщины.

Именно эти два обстоятельства и дают женщине власть над обществом, пусть и не целенаправленно, но женщина все-таки не последний человек в обществе того времени.

Мужчина должен был заботится о чести, долге и мысли, то есть сфера его деятельности - гражданское общество, в то время как женщина господствовала в семье и светской жизни, одухотворяя ее нравственностью, чувством, любовью, скромностью, сообщая ей приличие, грацию и красоту

Далеко за примерами и ходить не надо, если отстраниться, не надолго, от истории Древней Руси, то в любой другой истории: будь то история Рима, Древнего Востока или Афин, где женщины так же не имели никаких прав, были заперты и отстранены от власти («зрительно»), они невидимо правили миром.

Восток унизил женщину до вещи, служащей к удовлетворению чувственности её властелина - мужчины, Восток закрыл лицо женщины покрывалом, запер ее в гарем, окружил евнухами; но она, существо безличное в общественном мнении и праве, - она в действительной жизни гарема являлась то Семирамидою, то Клеопатрою, то Роксаною, и располагала судьбою царств восточных. А в Афинах, кто как не женщина взрастила такие умы как: Сократа, Перикла или Алкивиада.

2 Правовое положение женщин древней Руси

Древнерусское Феодальное право характеризуется следующими чертами: это право кулачное, т.е. право политически и экономически сильного; оно является правом-привилегий господствующего класса и отдельных его слоев внутри класса феодалов сравнительно с правом трудящегося населения. Как уже было сказано ранее, женщины в феодальном праве особо не выделялись, более того, их правовой статус был очень ограничен, что предопределяло их правовую защиту. Вместе с тем это не означает, что женщины были отстранены от участия в государственных делах. Ярким примером могут служить княгиня Ольга, дочери Ярослава Мудрого, внучки Владимира Мономаха.

Ольга (около 890-969 гг.) стала первой христианской киевской княгиней. Став супругой первого великого князя Киевского Игоря(912-945 гг.), после его смерти правила до совершеннолетия их сына Святослава. Обычай кровной мести, который существовал в раннем средневековье, заставил Ольгу покарать убийц мужа. Ольга сочетала в себе незаурядный ум, энергию и редкие государственные качества. Она впервые создала систему управления княжеством, вела успешную борьбу с соседним племенем древлян, нередко угрожавшим ее государству, а также стремилась к расширению связей Руси с сильнейшими державами того времени - Византией и империей Оттона. Ольга, по сути дела, провела первую в истории Руси финансовую реформу, установив фиксированный размер дани, порядок ее сборов и их систематичность.

Участие великих княгинь в государственных делах было традицией. Например, без подписи Анны, действовавшей от лица византийского духовенства, Устав как документ был бы не действителен. Анна Романовна, сестра византийского императора, стала в 988 году женой киевского князя Владимира Святославича и более 20 лет прожила на русской земле.

Появление документов более позднего времени (ХVвв.) было невозможным без участия и подписей княгинь. Например, в Уставе новгородского князя Всеволода о церковных судах имя "княгини Всеволожей" стояло в одном ряду со старостами и сотскими" самыми влиятельными лицами в Новгороде ХV веков.

Участие княгинь в законодательной и исполнительной деятельности - показатель высокого уровня развития государственной, правовой, социальной и культурной систем Древней Руси.

Летопись "Повесть временных лет" рассказывает о сестре Ярослава Владимировича (Ярослава Мудрого) - Предславе, активной участнице борьбы за его воцарение на киевском престоле в 1015-1019 гг.

Дочь Ярослава Мудрого - Анна Ярославна (около 1024-не ранее 1075 г.) в середине века (1049-1060) вышла замуж за короля Франции Генриха. Она была правительницей Франции, в период малолетства сына Филиппа Анна, зная латынь (официальный язык того времени), обладала привилегией ставить свою подпись на документах государственной важности, что было уникальным явлением для французского королевского двора века.

Целям расширения и укрепления международных контактов Руси служили браки дочерей Ярослава Мудрого: Елизаветы с норвежским принцем Гарольдом, а после его смерти с датским принцем, и Анастасии Ярославны с венгерским королем Андреем в 1046 году.

Внучка Ярослава Мудрого, дочь великого князя киевского Всеволода Ярославича Анна Всеволодовна основала в 1086 г. первую известную в истории Руси школу для девочек (при киевском Андреевском монастыре).

Нередко в это время женщины княжеского сословия или имевшие духовный сан (например, игуменьи) становились основательницами монастырских школ. В Киевской, Новгородской, Ипатьевской летописях, отражающую историю русских земель с середины века, упоминаются имена многих княгинь и боярынь, принимавших участие в политической жизни отдельных княжеств и правивших единолично.

В период обособления русских княжеств, княгини и боярыни довольно часто участвовали во внутриполитических конфликтах, княжеских междоусобицах, раздорах и заговорах каких-либо боярских группировок. В это же время знатные женщины содействовали продвижению тех лиц, которые проводили политику укрепления княжеств.

Ордынское иго изменило общую картину социально правового положения женщин в русских удельных княжествах. Русские летописи середины века почти не упоминают об участии в политической жизни женщин. Жены, дочери русских князей представлены как объекты насилия, захвата, плена. Но и в этот период можно привести в качестве примера жену Дмитрия Донского - суздальскую княжну Евдокию, сыгравшую большую роль в истории Московского княжества.

Выдающиеся женщины - великая княгиня московская Софья Фоминична (Зоя Палеолог), великая княгиня тверская Елена Стефановна, рязанская княгиня Анна Васильевна проявила себя в политической жизни и борьбе, как в Русских княжествах, так и за рубежом.

Нужно отметить, что только женщины привилегированного сословия проявляли себя на политическом, дипломатическом и культурных поприщах. Эти женщины - полноправные правительницы в своем княжестве или вотчине; обладательницы личных печатей, символизировавших их власть в княжествах и королевствах; регентши, опекуны. Женщины привилегированного сословия отличались на Руси высоким уровнем образованности и культуры по тем временам, что позволяло им принимать участие в государственных делах, в управленческой деятельности.

То, что женщины вышли на политическую арену (как Ольга - правопреемница власти мужа во главе княжества) - это касалось только высшего звена общества и было исключением из правил. Значительная часть женщин не участвовала в политической жизни. Политическая деятельность была, как правило, прерогативой мужчин.

Глава 2. Частная жизнь женщины в Древней Руси

1 Положение женщины в роде княжеском

Из обзора распределения волостей княжеских видно, какую важную долю из них князья давали обыкновенно своим женам. Этому богатому наделению соответствовало и сильное нравственное и политическое влияние, какое уступалось им по духовным завещаниям мужей. Калита в своем завещании приказывает княгиню свою с меньшими детьми старшему сыну Семену, который должен быть по боге ее печальником. Здесь завещатель не предписывает сыновьям, кроме попечения, никаких обязанностей относительно жены своей, потому что эта жена, княгиня Ульяна, была им мачеха. До какой степени мачеха и ее дети были чужды тогда детям от первой жены, доказательством служит то, что сын Калиты, Иоанн II, не иначе называет свою мачеху как княгинею Ульяною только, дочь ее не называет сестрою; это объясняет нам старинные отношения сыновей и внуков Мстислава Великого к сыну его от другой жены, Владимиру Мстиславичу, мачешичу. Иначе определяются отношения сыновей к родным матерям по духовным завещаниям княжеским: Донской приказывает детей своих княгине. «А вы, дети мои, - говорит он, - живите заодно, а матери своей слушайтесь во всем; если кто из сыновей моих умрет, то княгиня моя поделит его уделом остальных сыновей моих: кому что даст, то тому и есть, а дети мои из ее воли не выйдут. Даст мне бог сына, и княгиня моя поделит его, взявши по части у больших его братьев. Если у кого-нибудь из сыновей моих убудет отчины, чем я его благословил, то княгиня моя поделит сыновей моих из их уделов; а вы, дети мои, матери слушайтесь. Если отнимет бог сына моего, князя Василия, то удел его идет тому сыну моему, который будет под ним, а уделом последнего княгиня моя поделит сыновей моих; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери: что кому даст, то того и есть. А приказал я своих детей своей княгине; а вы, дети мои, слушайтесь своей матери во всем, из ее воли не выступайте ни в чем. А который сын мой не станет слушаться своей матери, на том не будет моего благословения».

Договор великого князя Василия Димитриевича с братьями начинается так: «По слову и благословению матери пашей Авдотьи». В договор свой с братом Юрием Василий вносит следующее условие: «А матерь свою нам держать в матерстве и в чести». Сыну своему Василий Димитриевич наказывает держать свою мать в чести и матерстве, как бог рекл; в другом завещании обязывает сына почитать мать точно так же, как почитал отца. Князь Владимир Андреевич серпуховской дает своей жене право судить окончательно споры между сыновьями, приказывает последним чтить и слушаться матери. То же самое приказывает сыновьям и Василий Темный. Относительно княгинь-вдов и дочерей их в завещании Владимира Андреевича находим следующее распоряжение: «Если бог отнимет которого-нибудь из моих сыновей и останется у него жена, которая не пойдет замуж, то пусть она с своими детьми сидит в уделе мужа своего, когда же умрет, то удел идет сыну ее, моему внуку; если же останется дочь, то дети мои все брата своего дочь выдадут замуж и брата своего уделом поделятся все поровну. Если же не будет у нее вовсе детей, то и тогда пусть сноха моя сидит в уделе мужа своего до смерти и поминает нашу душу, а дети мои до ее смерти в брата своего удел не вступаются никаким образом».

Волости, оставляемые княгиням, разделялись на такие, которыми они не имели права располагать в своих завещаниях, и на такие, которыми могли распорядиться произвольно; последние назывались опричнинами. Но кроме того, в Московском княжестве были такие волости, которые постоянно находились во владении княгинь, назначались на их содержание; эти волости назывались княгининскими пошлыми. Относительно их великий князь Василий Димитриевич в завещании своем делает следующее распоряжение: «Что касается сел княгининских пошлых, то они принадлежат ей, ведает она их до тех пор, пока женится сын мой, после чего она должна отдать их княгине сына моего, своей снохе, те села, которые были издавна за княгинями».

Во всех этих волостях княгиня была полною владетельницею. Димитрий Донской на этот счет распоряжается так: «До каких мест свободские волостели судили те свободы при мне, до тех же мест судят и волостели княгини моей. Если в тех волостях, слободах и селах, которые я взял из уделов сыновей моих и дал княгине моей, кому-нибудь из сирот (крестьян) случится пожаловаться на волостелей, то дело разберет княгиня моя (учинит исправу), а дети мои в то не вступаются». Владимир Андреевич распорядился так: «На мытников и таможников городецких дети мои приставов своих не дают и не судят их: судит их, своих мытников и таможников, княгиня моя».

Духовенство во имя религии поддерживало все эти отношения сыновей к матерям, как они определялись в духовных завещаниях княжеских. Митрополит Иона писал князьям, которые отнимали у матери своей волости, принадлежащие ей по завещанию отца: «Дети! Била мне челом на вас мать ваша, а моя дочь, жалуется на вас, что вы поотнимали у нее волости, которые отец ваш дал ей в опричнину, чтобы было ей чем прожить, а вам дал особые уделы. И это вы, дети, делаете богопротивное дело, на свою душевную погибель, и здесь, и в будущем веке... Благословляю вас, чтобы вы своей матери челом добили, прощение у ней выпросили, честь бы ей обычную воздавали, слушались бы ее во всем, а не обижали, пусть она ведает свое, а вы свое, по благословению отцовскому. Отпишите к нам, как вы с своею матерью управитесь: и мы за вас будем бога молить по своему святительскому долгу и по вашему чистому покаянию. Если же станете опять гневить и оскорблять свою мать, то, делать нечего, сам, боясь бога и по своему святительскому долгу, пошлю за своим сыном, за вашим владыкою, и за другими многими священниками да взглянувши вместе с ними в божественные правила, поговорив и рассудив, возложим на вас духовную тягость церковную, свое и прочих священников неблагословение».

2 Положение женщины в семье

Однако, не обошли стороной семью деспотические порядки, получившие широкое распространение в древнерусском обществе. Глава семейства, муж, был холопом по отношению к государю, но государем в собственном доме. Все домочадцы, в прямом смысле слова, находились в его полном подчинении. Прежде всего, это относилось к женской половине дома. Считается, что в древней Руси до замужества девушка из родовитой семьи, как правило, не имела права выходить за пределы родительской усадьбы. Мужа ей подыскивали родители, и до свадьбы она его обычно не видела.

После свадьбы ее новым "хозяином" становился супруг, а иногда (в частности, в случае его малолетства - такое случалось часто) и тесть. Выходить за пределы нового дома, не исключая посещения церкви, женщина могла лишь с разрешения мужа. Только под его контролем и с его разрешения она могла с кем-либо знакомиться, вести разговоры с посторонними, причем содержание этих разговоров также контролировалось. Даже у себя дома женщина не имела права тайно от мужа есть или пить, дарить кому бы то ни было подарки либо получать их.

В российских крестьянских семьях доля женского труда всегда была необычайно велика. Часто женщине приходилось браться даже за соху. При этом особенно широко использовался труд невесток, чье положение в семье было особенно тяжелым.

В обязанности супруга и отца входило "поучение" домашних, состоявшее в систематических побоях, которым должны были подвергаться дети и жена. Считалось, что человек, не бьющий жену, "о своей душе не радеет", и будет "погублен". Лишь в XVI в. общество попыталось как-то защитить женщину, ограничить произвол мужа. Так, "Домострой" советовал бить жену "не перед людьми, наедине поучить" и "никако же не гневатися" при этом. Рекомендовалось "по всяку вину" (из-за мелочей) "ни по виденью не бите, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, никаким железным или деревяным не бить".

Такие "ограничения" приходилось вводить хотя бы в рекомендательном порядке, поскольку в обыденной жизни, видимо, мужья не особенно стеснялись в средствах при "объяснении" с женами. Недаром тут же пояснялось, что у тех, кто "с сердца или с кручины так бьет, много притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут и перст, и главоболие, и зубная болезнь, а у беременных жен (значит били и их!) и детем поврежение бывает в утробе".

Вот почему давался совет избивать жену не за каждую, а лишь за серьезную провинность, и не чем и как попало, а "соймя рубашка, плеткою вежливенько (бережно!) побить, за руки держа".

В то же время следует отметить, что в домонгольской Руси женщина обладала целым рядом прав. Она могла стать наследницей имущества отца (до выхода замуж). Самые высокие штрафы платились виновными в "пошибании" (изнасиловании) и оскорблении женщин "срамными словами". Рабыня, жившая с господином, как жена, становилась свободной после смерти господина. Появление подобных правовых норм в древнерусском законодательстве свидетельствовало о широкой распространенности подобных случаев. Существование у влиятельных лиц целых гаремов фиксируется не только в дохристианской Руси (например, у Владимира Святославича), но и в гораздо более позднее время. Так, по свидетельству одного англичанина, кто-то из приближенных царя Алексея Михайловича отравил свою жену, поскольку она высказывала недовольство по поводу того, что ее супруг содержит дома множество любовниц. Вместе с тем в некоторых случаях женщина, видимо, и сама могла стать настоящим деспотом в семье.

Однако настоящую свободу женщина обретала лишь после смерти мужа. Вдовы пользовались большим уважением в обществе. Кроме того, они становились полноправными хозяйками в доме. Фактически, с момента смерти супруга к ним переходила роль главы семейства.

Вообще же, на жене лежала вся ответственность за ведение домашнего хозяйства, за воспитание детей младшего возраста. Мальчиков-подростков передавали потом на обучение и воспитание "дядькам" (в ранний период, действительно дядькам по материнской линии - уям, считавшимся самыми близкими родственниками-мужчинами, поскольку проблема установления отцовства, видимо, не всегда могла быть решена).

3 Заключение брака

Существовали несколько форм «сватания» предшествующего заключению брака в Древней Руси.

Это и архаичные формы брака такие как «умыкание», но в чистом виде это просуществовало недолго - и позже совершалось уже с согласования сторон. Другая форма брака «брак-приведение» с договорными элементами - здесь уже от решения женщины немного что зависело - в основном это решали родственники и родители. Поднимается вопрос, существовала ли в Древнейшей Руси «купля жен», или это скорее толковалось как выкуп за невесту или ее приданное.

Элементы традиционного ритуала закрепления семейных уз трансформировалась за несколько столетий в предсвадебные и свадебные обряды, типичные для венчального брака, освященного церковью. Узаконивая венчальный брак, церковь выступала в качестве регулятора в решении матримониальных дел: церковные законы устанавливали определенные наказания за насильную или несвоевременную выдачу замуж, за моральное оскорбление, наносимое возможным отказом жениха от невесты, или за несоблюдение других условий, необходимых для заключения брака, что в итоге отвечало интересам женщины. Узаконение различными источниками различных поводов к разводу, правом на который обладали женщины разных сословий, также свидетельствуют о достаточно выскомо юридическом статусе женщин того времени. Однако именно христианская церковь стремилась утвердить линию поведения женщины в покорности и подчиненности, поэтому она и не препятствовала «включению» в священное таинство элементов «гражданских» типа брачных договоров.

Для вступления в венчальный брак на Руси требовалось выполнение многих условий. Одним из них был брачный возраст: 13-14 лет. Правда, зачастую он не соблюдался: княгиня Верхуслава Всеволодовна, когда ее выдавали замуж, «была млада суще осьми. лет...» Иван III Васильевич стараниями тверского князя Бориса Александровича был, выражаясь языком «Слова о полку Игореве», «опутан красною девицею» и того раньше - пяти лет. Однако такие случаи были редкими, подобные браки преследовали политические цели, а жених и невеста отдавались после свадьбы на руки кормильцам.

Препятствием для вступления в брак были классовые и социальные различия: крестьянка или холопка в лучшем случае считалась «меньшицей», то есть второй женой, наложницей, с которой феодал «поялся черес закон», то есть соединился вопреки церковным установлениям. Простой люд не знал многоженства, это явление, не став на Руси повсеместным и господствующим, охватило тем не менее некоторые высшие слои господствующего класса. Среди князей, имевших вторых жен, а с ними и побочные семьи,- Святослав Игоревич, его сын, Владимир Святославович, о котором «Повесть Временных лет» говорит, что он был «побежден вожделением» и имел детей от пяти жен и бесчисленного множества наложниц. Наложницы и «рабьи дети», прижитые от феодала, нередко получали после смерти господина статус свободных людей - этот факт законодательно закрепила «Русская Правда» - юридический документ XII века.

Нередко случались и такие ситуации, когда свободный человек (и даже представитель привилегированного класса), полюбивший зависимую женщину, вынужден был либо отказаться от притязаний на нее (ибо наложничество строго преследовалось церковью), либо терял свой высокий социальный статус, соглашаясь во имя брака стать холопом или смердом.
Несомненно, заключение брака между людьми зависимыми совершалось по разрешению их господ, феодалов. Однако примечательно, что, несмотря на многие ограничения и варварские обычаи, древнерусские холоповладельцы не пользовались правом «первой брачной ночи» феодала по отношению к новобрачной из своих слуг, своей челяди. Этот пережиток группового брака был заменен денежной компенсацией еще княгиней Ольгой. Так, в отрывке из летописи, приводимом В. Н. Татищевым, под 945 годом записано: «Ольга уложила брать с жениха по черной куне», то есть вместо невесты жених в Древней Руси приносил феодалу дар - соболиный мех («черную куну») или просто деньги. Запрещалось вступление в брак с иноверцами, а также с лицами, близкими не только по крови, но и по свойству (нельзя выходить замуж за брата мужа, нельзя жениться на сестре умершей жены и т. п.).

Сохранение невинности до брака не рассматривалось в законе как условие к его заключению. Сохранения девственности церковный закон требовал лишь от будущих жен представителей духовенства; от людей «мирских» он предписывал лишь взимание денежного взыскания, «если замуж пошла нечиста». Ведь главной целью церковников было венчать и венчать, утверждая церковную форму брака вместо умыканий на «игрищах». «А которые девицы поспели и вы их давайте замуж, а так бы лихих дел не делали. Без венчания женитва беззаконна, есть и неблагословенна и нечиста»,- поучали «Правила о церковном устроении», имевшие хождение на Руси как руководство для священников в XIII веке. Но брак в Древней Руси с присущими ему элементами сговора, заключением «ряда» был разновидностью обыкновенной светской сделки, теряющей, несмотря на все потуги церковников, элементы сакраментального (таинственного) обряда.
Описание свадьбы в средневековой Руси, то есть совокупности обрядов, сопровождавших заключение брака в XI-XV веках, мы можем найти и в русских источниках, и в записках иностранцев, посещавших Русь в это время. Значимость и важность для дворянского брака не только богатства (богатыми могли быть и купцы), но и «родовитости», знатности, фамильной поддержки в случае брака с «ровней» (по социальному статусу) выразила с резковатой прямотой образованнейшая женщина своего времени княгиня Мария Кантемир - духовная наставница своего младшего брата Матвея и сестра поэта Антиоха Кантемира. Она практично советовала воспитаннику жениться на женщине «пожилой и даже бедной», но со связями, чтобы «всегда иметь покровителя». Именно так удалось жениться Г. Р. Державину: первый брак с Е. Бастидоновой, которую он звал Миленой, не принес ему богатого приданого, но зато обеспечил влиятельными знакомыми через тещу - кормилицу наследника престола Павла Петровича. Дед С. Т. Аксакова женился на «небогатой девице», но «из старинного дворянского рода», так как «ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов». Однако о том, что думали женщины, дававшие согласие на замужество (или, точнее, которых выдавали замуж) с учетом информации о знатности претендентов, судить трудно: в «женских» мемуарах это почти не отразилось.

Крестьянские девушки также, как правило, выдавались замуж за женихов из семей, равных по достатку и статусу. На бедных женились от безысходности, понимая, что соседи этому не позавидуют («Из холопства взять - будут пересмехать»), но и мезальянс с богатой невестой таил в себе опасность будущих несогласий («Знатную взять - не сумеет к работе пристать», «Богатую взять - будет попрекать»). Требование замужества на «ровне» отразилось во множестве поговорок, пословиц и присловий, сводимых к меткому наблюдению: «Равныя обычаи - крепкая любовь».

В то же время в числе условий заключения брака появилось в ХVIII столетии немало нового. Это «новое» во многом перечеркивало старания священнослужителей представлять сочетание супружескими узами как божественный промысел, да и само таинство венчания при соблюдении разных и весьма многочисленных требований приобретало характер фарса. Не случайно многие указы императора-реформатора опротестовывались церковью (а с 30-х гг. были частично отменены).

С 10-х гг. XVIII в. каждый вступающий в брак - и «мужскаго полу, и женскаго» - по закону обязан был получить мало-мальское образование: «Нельзя желать быть родителями детей и в ту же пору не знать, в чем их следует наставлять». Отсюда требование знания обязательного «церковного минимума» для прихожан и прихожанок: главнейших молитв («Верую во единаго», «Отче наш», «Богородица дева») и десяти заповедей. По указу 1722 г. запрещалось выдавать девушек замуж «за дураков - то бишь тех, кто ни в науку, ни на службу не годится». Кроме того, специальным добавлением к указу Петр предписал: тех неграмотных дворянок, которые не могут подписать своей фамилии, «замуж итит[ь] не допускать».

4 О добрачных отношениях

В средневековом обществе особую ценность имело "удручение плоти". Христианство напрямую связывает идею плоти с идеей греха. Развитие "антителесной" концепции, встречающейся уже у апостолов, идет по пути "дьяволизации" тела как вместилища пороков, источника греха. Учение о первородном грехе, который вообще-то состоял в гордыне, со временем приобретало все более отчетливую антисексуальную направленность.

Параллельно с этим в официально-религиозных установках шло всемерное возвеличивание девственности. Однако сохранение девушкой "чистоты" до брака, видимо, первоначально ценилось лишь верхушкой общества. Среди "простецов", по многочисленным свидетельствам источников, на добрачные половые связи на Руси смотрели снисходительно. В частности, вплоть до XVII в. общество вполне терпимо относилось к посещению девицами весенне-летних "игрищ", предоставлявших возможность добрачных и внебрачных сексуальных контактов:

"Егда бо придет самый этот праздник, мало не весь град возьмется в бубны и в сопели... И всякими неподобными играми сотонинскими плесканием и плесанием. Женам же и девкам - главан накивание и устам их неприязнен клич, всескверные песни, хрептом их вихляние, ногам их скакание и топтание. Тут есть мужем и отроком великое падение ни женское и девичье шатание. Тако же и женам мужатым беззаконное осквернение тут же..."

Естественно, участие девушек в подобных "игрищах" приводило - и, видимо, нередко - к "растлению девства". Тем не менее даже по церковным законам это не могло служить препятствием для вступления в брак (исключение составляли только браки с представителями княжеской семьи и священниками). В деревне же добрачные сексуальные контакты как юношей, так и девушек считались едва ли не нормой.

Специалисты отмечают, что древнерусское общество признавало за девушкой право свободного выбора сексуального партнера. Об этом говорит не только длительное сохранение в христианской Руси обычая заключения брака "уводом", путем похищения невесты по предварительному сговору с ней. Церковное право даже предусматривало ответственность родителей, запретивших девушке выходить замуж по ее выбору, если та "что створить над собою". Косвенно о праве свободного сексуального выбора девушек свидетельствуют довольно суровые наказания насильников. "Растливший девку осильем" должен был жениться на ней. В случае отказа виновник отлучался от церкви или наказывался четырехлетним постом. Пожалуй, еще любопытнее, что вдвое большее наказание ожидало в XV-XVI вв. тех, кто склонил девицу к интимной близости "хытростию", обещая вступить с ней в брак: обманщику грозила девятилетняя епитимья (религиозное наказание). Наконец, церковь предписывала продолжать считать изнасилованную девицей (правда, при условии, если она оказывала сопротивление насильнику и кричала, но не было никого, кто мог бы прийти на помощь). Рабыня, изнасилованная хозяином, получала полную свободу вместе со своими детьми.

Основой новой, христианской, сексуальной морали явился отказ от наслаждений и телесных радостей. Самой большой жертвой новой этики стал брак, хоть и воспринимавшийся как меньшее зло, чем распутство, но все же отмеченный печатью греховности.

В Древней Руси единственный смысл и оправдание половой жизни виделся в продолжении рода. Все формы сексуальности, которые преследовали иные цели, не связанные с деторождением, считались не только безнравственными, но и противоестественными. В "Вопрошании Кириковом" (XII в.) они оценивались "акы содомъскый грех". Установка на половое воздержание и умеренности подкреплялась религиозно-этическими доводами о греховности и низменности "плотской жизни". Христианская мораль осуждала не только похоть, но и индивидуальную любовь, так как она якобы мешала выполнению обязанностей благочестия. Может создаться впечатление, что в такой атмосфере секс и брак были обречены на вымирание. Однако пропасть между предписаниями церкви и повседневной житейской практикой была очень велика. Именно поэтому древнерусские источники уделяют вопросам секса особое внимание.

Епископ новгородский Нифонт, к которому он обращался, несмотря на свое возмущение подобными нарушениями "Ци учите, рече, вздержатися в говение от жен? Грех вы в том!" вынужден был пойти на уступки:

"Аще не могут (воздержаться), а в переднюю неделю и в последнюю".

Видимо, даже духовному лицу было понятно, что безусловного выполнения подобных предписаний добиться невозможно.

Холостых "на Велик день (на Пасху), съхраншим чисто великое говение", разрешалось причащать несмотря на то, что те "иногда съгрешали". Правда, прежде следовало выяснить, с кем "съгрешали". Считалось, что блуд с "мужьскою женою" есть большее зло, чем с незамужней женщиной. Предусматривалась возможность прощения за подобного рода прегрешения. При этом нормы поведения для мужчин были мягче, чем для женщин. Провинившемуся чаще всего грозило лишь соответствующее внушение, в то время как на женщину накладывались довольно суровые наказания. Сексуальные запреты, установленные для женщин, могли и вовсе не распространяться на представителей сильного пола.

Супругам, кроме того, предписывалось избегать сожительства в воскресные дни, а также по средам, пятницам и субботам, перед причащением и сразу после него, так как "в сии дни духовная жертва приносится Господу". Вспомним также, что родителям возбранялось зачатие ребенка в воскресенье, субботу и пятницу. За нарушение данного запрета родителям полагалась епитимья "две лета". Такие запреты опирались на апокрифическую литературу (в частности на так называемые "Заповедь святых отцов" и "Худые номоканунцы"), поэтому многие священники не считали их обязательными.

Интересно, что женщина представлялась большим злом, чем дьявол, поскольку естественное плотское влечение и связанные с ним эротические сны объявлялись нечистыми и недостойными сана священника (или человека вообще), тогда как такие же сны, вызванные предполагаемым дьявольским воздействием, заслуживали прощения.

Глава 3. Образ женщины с разных точек зрения

3.1 Образ женщины в русской литературе, живописи, философии

Метафоризация характеристик образа женщины в русской культуре чрезвычайно распространена. Это объясняется тем, что метафоризация предоставляет для описания, характеристики нераздельность образа и смысла.

Уже в фольклоре мы видим прекрасные примеры использования метафор для характеристики женщин - у русского народа женщина и «березонька», и «неописанная краса», тоскующая кукушка (плач Ярославны в «Слове о полку Игореве»), и, пожалуй, самая известная русская метафора для характеристики женщины - лебедушка.

Кстати, эти народные воззрения на женщину есть и в поэзии А. С. Пушкина - вспомним «Сказку о царе Салтане», где царевна

… Величава,

Выступает, словно пава,

А как речь-то говорит -

Словно реченька журчит.

Напомним, что пава - это павлин, а сама царевна выступает в образе лебеди.

У Пушкина - огромный набор разнообразных метафор для характеристики женщины - точнее, самых разнообразных женских образов, когда-либо им встреченных.

Яркие примеры дает нам поэзия Н. А. Некрасова. Вот уж кто посветил русской женщине множество бессмертных строк. Метафоризация служит Некрасову для обрисовки характера женщины, ее внутреннего мира, характеризует ее как личность со всеми ее особенностями.

Говоря о тяжелой судьбе русской женщины, Некрасов в стихотворении «Мать», характеризуя душевное состояние героини, называет ее мученицей.

Мало кто из русских писателей и поэтов так писал о женщине, как Некрасов. Пожалуй, горькая судьба русской женщины - одна из главных тем в его творчестве. «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» - эти строки давно стали крылатыми. Поэтому чаще всего Некрасов для характеристики своих героинь пользовался метафорами, подчеркивающими тяжесть их судьбы.

Идеал русской женщины представлялся долгие-долгие годы и даже века по канонам, сформулированным в «Домострое»: преданная мужу, самозабвенно заботящаяся о «чадах своих», домовитая хозяйка, бессловесная исполнительница «воли мужней». «Жена добрая, трудолюбивая, молчаливая - венец своему мужу», - говорится в одном из его постулатов. Русская красавица XVIII века пышет здоровьем, отличается дородностью. Людям той поры казалось, если она богата телом, то, как следствие, - богата душой. С приближением эпохи романтизма мода на здоровье кончается, бледность, меланхоличность - знак глубины чувств (подобный идеал духовности будет характерен и для аристократок начала XX века). С точки зрения Вас. Розанова, как было уже отмечено, «миловидность» русских женщин, тех, «которых помнят», сочетает в себе как внешние, так и внутренние качества: «рост небольшой, но округлый, сложение тела нежное, не угловатое, ум проникновенно-сладкий, душа добрая и ласковая».

Особенно наглядно представление об идеале женской красоты (в разные периоды развития русской культуры и разном творческом воображении) обнаруживается в изобразительном искусстве. «Жена не раба тебе, но товарищ, помощница во всём», - сформулировал Василий Татищев в завещании сыну отношение к женщине XVIII века. Созвучны этой формуле и взгляды «Учёной дружины», которые в своей просветительской деятельности, развивая новые идеи, постоянно опровергали представления о женщине как носительнице греха, всяческих пороков и соблазнов. С проповеднической кафедры Феофан Прокопович возносил хвалу любви сердечной и порицал любовь притворную. Этой же теме были посвящены лирические стихи Антиоха Кантемира, М.М.Хераскова.

Именно в это время впервые в изобразительном искусстве кистью художника А.Матвеева в написанном им «Автопортрете с женой» наглядно воссоздано представление о женщине как о равном мужчине человеке, что в целом соответствовало духу просветительских идей XVIII века. В работе представлен образ женщины, наделённый благородством, внешней и внутренней привлекательностью. «...Что до персоны супруги касается, то главные обстоятельства - лепота лица, возраст и весёлость в компании, которые жёнам большую похвалу приносят; обстоятельство богатства, которое многих прельщает..., но не ищи богатства, ищи главного... Главнейшее в жене - доброе состояние, разум и здравие. По сочетании в твоей должности есть к жене любовь и верность сохранять», - писал В.Н.Татищев, историк, государственный деятель, активный сторонник Петровских реформ в книге «Духовная моему сыну». Именно это, «главнейшее», нашло отражение в работе русского живописца А.Матвеева.

В работах Ф.С.Рокотова представлены женские образы, наделенные загадочным взглядом, лёгкой таинственной улыбкой, поэтичностью внутренней жизни, одухотворённостью и затаённостью чувств. Рокотовские женщины с «миндалевидными» глазами, в которых «полуулыбка, полуплач», «полувосторг, полуиспуг» отражают «души изменчивой приметы», сложность духовного мира его современниц конца XVIII века. Портреты смолянок, воспитанниц Смольного института благородных девиц (первого в России учебного заведения для женщин), принадлежащие кисти художника Д.Г.Левицкого, передают дух времени, который связан прежде всего с преобразовательской деятельностью Екатерины II, с её стремлением приобщить женщин к всесторонней образованности в этот сложный просвещенный век. Талантливый художник и удивительно обаятельный человек В.Л.Боровиковский, отличающийся мягким характером, готовый в любую минуту прийти на помощь, во множестве созданных им женских портретов, в том числе в одном из своих непревзойденных шедевров «Портрет М.И.Лопухиной», воплотил в своём творчестве представления времени (начала XIX века) о женской прелести, «возвышенной чувствительности» души, что связано прежде всего с сентиментализмом. На его полотнах изображены мечтательные и томные девушки на фоне «натуральных» парков, где рядом с поникшими сиреневыми розами произрастают даже васильки и ржаные колосья, утверждая новый идеал нежного сердца, возвышенной человечности и благородства.

Ю.М.Лотман выделяет три стереотипа женских образов в русской литературе, которые вошли в девичьи идеалы и реальные женские биографии [см. Приложение 1.].

Первый (традиционный) - это образ нежно любящей женщины, жизнь чувства которой разбиты, второй - демонический характер, смело разрушающий все условности созданного мужчинами мира, третий типический литературно-бытовой образ - женщина-героиня. Характерная черта - включенность в ситуацию противопоставления героизма женщины и духовной слабости мужчины.

Итак к первому типу, ТРАДИЦИОННОМУ, относятся нежно любящие женщины, способные на самопожертвование ради других, у которых «всегда готов и стол и дом», которые свято хранят традиции прошлого. В понятие «традиционный» мы включаем не традиционность, заурядность, обычность женщин этого типа, а привычный подход в определении женщины вообще: сострадательность, способность к сочувствию, сопереживанию, самопожертвованию. К этому типу, как нам кажется, в первую очередь можно отнести «женщину-хозяйку», а также «крестовых сестер» (по определению Ремизова - «жертвенность во имя другого») и «смиренниц».

Следующий тип представляет ЖЕНЩИНА-ГЕРОИНЯ. Это, как правило, женщина, постоянно преодолевающая какие-либо трудности, препятствия. Близка к этому типу и женщина-воин, неуемная активистка, для которой основной формой деятельности является общественная работа. Домашняя работа, семья для нее - далеко не главное в жизни. К этому типу мы также причисляем советизированных женщин, русофеминисток, феминисток по западному типу, согласно терминологии К.Нунан. В этот тип нами включены также «горячие сердца» (термин впервые употребил А.Н.Островский) и так называемые «пифагоры в юбках», «учёные дамы».

Третий тип женщин, как нам кажется, наиболее многообразный и неоднородный и в какой-то степени полярный, поистине совмещающий как «мадоннские», так и «содомские» начала - ДЕМОНИЧЕСКИЙ (термин Ю.Лотмана), «смело нарушающий все условности, созданные мужчинами». Сюда, по нашему мнению, можно отнести и женщину-музу, женщину-приз, а также эскеписток (термин Нунан). На наш взгляд, интерес также представляют женщины, отличающиеся «демоническим характером», так называемые «роковые женщины». Этот «литературно-бытовой образ» наименее исследован в научной литературе по сравнению с типом женщины-героини (во всяком случае в отечественной), если не считать отдельных журнально-газетных вариантов.

В этом типе женщин, в свою очередь, можно обнаружить и другие подтипы, рассматривая стереотипы женских образов более позднего периода, по сравнению с теми, которые исследует Лотман. Это, по терминологии русских классиков, «бесстыжие» и «попрыгуньи» (о «бесстыжих» читаем у А. Ремизова; «попрыгуньи» хорошо известны по знаменитой басне И.А.Крылова и одноимённому рассказу А.П.Чехова).

В русской философии и в русской литературе вряд ли можно обнаружить определенный идеал женщины. Суждения крайне противоречивы, построены на антиномии, что вполне естественно, как далеко не похожи и отнюдь не однотипны авторы этих суждений (то, что пытались преодолеть любым путём идеологи советского и долгого постсоветского периода).

Подчёркивая мысль о том, что самые разные типы женских образов, женских ликов можно встретить и в жизни, и в литературе, С.И.Кайдаш отмечает: «Вглядываясь в прошлое, мы видим русскую женщину не только наклонённую над колыбелью - перед нами воительницы, собеседницы, революционерки, созидательницы и хранительницы благородной морали, аккумулировавшие в себе нравственную энергию общества».

Естественно, что с течением и изменением времени ценностные ориентации не могут сохранить свою устойчивость. В ходе социального переустройства общества стереотипы и ориентации женского поведения претерпевают изменения, преобразуются и оценки реальности, восприятия окружающего, что ведёт и к эволюции самой женщины.

Ясно, что русская женщина, если исходить из того следа, который оставил ее образ в русской культуре - многолика и многообразна, непостижима и неповторима. Каждый из писателей видел ее по-своему, и каждый использовал различные метафоры, чтобы подчеркнуть характерные черты того образа, которые хотел показать.

В результате русская женщина предстает перед нами и как лебедушка, и как Муза, и как «живой костер из снега и вина», и как «дитя», и как «мимолетное виденье», и как «чернобровая дикарка», и как «гений чистой красоты», и как «душа-зазнобушка», и «лилия», и «плакучая ива», и «голубка дряхлая», и «русская принцесса»…

Впрочем, если продолжать, список окажется практически бесконечным. Главное ясно: метафоризация характеристик женщины в русской культуре служит для того, чтобы наиболее ярко и образно показать и подчеркнуть те или иные черты различных женских образов.

3.2 Образ женщины - христианки в русской культуре

Каждая культура вырабатывает свое представление о том, каким должен быть человек - мужчина и женщина. В русской культуре задается христианский антропологический идеал, в котором человек является образом и подобием Божиим. И мужчина, и женщина обладают в себе бесценными дарами, которые только следует реализовать в личном опыте, поступках. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» говорится, что «мужчина и женщина являют собой два различных способа существования в едином человечестве».

Подчеркивается особое назначение женщины, состоящее «не в простом подражании мужчине и не в соревновании с ним, а в развитии всех дарованных ей от Господа способностей, в том числе присущих только ее естеству.

По мнению Ф. Достоевского, несмотря на неприглядный, «звериный» образ русского народа, в глубине своей души он носит другой образ - образ Христов. «И, может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтобы сохранить у себя этот образ, а когда придет время, явить этот образ миру, потерявшему пути свои».

Женщина также обладает в себе некими чертами, внутренней скрытой силой, позволяющей говорить о ее мессианском предназначении. Более того, цепочку «Россия - народ - женщина» правильнее начинать именно с женщины, т.к. ей отведена особая миссия в духовном возрождении и мужчины, и народа, и России, и всего мира в целом «… женщина состоится в духовном материнстве, мощи, тогда она, являясь по существу новым творением, рождает Бога в разрушенных душах».

В основе такого женского служения находится христианская вера, а выражением женского идеала является Дева Мария - первая женщина-христианка, ставшая «святым Венцом всем женщинам мира в истории людей и Образом им для подражания. Что сделала Она своим смирением, терпением и любовью для спасения рода человеческого - не под силу ни одному мужу в истории, но то может сделать по-своему и на своем уровне любая женщина» . Богородица преобразила образ ветхозаветной Евы, чье имя значит Жизнь и назначение которой - физическое материнство и, через рождение Спасителя, явила собой новый образ женщины, способной «рождать Христа в наших душах».

«Пресвятая Дева - первая; Она идет впереди человечества, и все следуют за ней. Она рождает Путь и являет собой верное направление и огненный столп, ведущий к Новому Иерусалиму».

В Ее лице освящается материнство и утверждается важность женского начала. При участии Матери Божией совершается тайна Воплощения; тем самым Она становится причастной к делу спасения и возрождения человечества».

Образ Богоматери стал образцом для русской женщины-христианки, в основе поведения и жизни которой сочетались все добродетели Девы Марии: целомудрие, благочестие, чистота, кротость, смирение. Богородица, своей жизнью дала пример особого сочетания Девства и Материнства, являясь Приснодевой и Богоматерью одновременно. Для многих русских женщин, воспринявших этот идеал, характерным было сочетание целомудрия в браке, что нашло отражение в образе благочестивой жены, с материнством и многочадием. Нередко по обоюдному согласию супруги постригались в монастырь, либо жили как брат с сестрой, после смерти мужа женщина чаще всего становилась монахиней, завершая свой путь от жены до невесты Христовой. Складывался образ женщины-христианки через духовное воспитание, христианские книги, наставления, а раскрывался непосредственно в лице девы, жены, матери, инокини, святой - то есть во всех аспектах женской жизни, пути и служения. С принятием христианства особое значение приобретает семья и роль в ней женщины. Семья стала союзом двух благословляемых Богом людей, малой церковью, подобием Церкви Божией. В «Домострое» мужу давался указ, чтобы он «не об одном себе старался перед Богом», но и всех, кто с ним жил «ввел в вечную жизнь». Мужчина был в ответе перед Богом за свою семью, своих домочадцев и его роль оценивалась как роль старшего, опекуна над женой и детьми. Мир мужчины и мир женщины соотносились как великий и малый, но малый - не значит худший или менее ценный, но, наоборот, в нем, как в малом центре сосредотачивались основные жизненные функции: рождение, воспитание, содержание дома и хозяйства. Но, пожалуй, самой главной ценностью брака стало новое осмысление любви как любви прежде всего духовной, целомудренной. Нравственным принципом брака становится «святая любовь, самоотдача до самопожертвования, почитание ближнего своего как иконы (образа Божия), а наипаче - мужа, суженого своего».

Складывается религиозно-эстетический канон праведной, благоверной жены, для которой характерной была благочестивая жизнь по вере христианской. Целомудрие брака является основной чертой женской праведности, где главным было «безусловное послушание воле Божией и безответно-кроткая покорность мужу (высшая добродетель супруги), которая была мыслима только потому, что женская душа смирялась перед тайной жизни и принимала свою судьбу, счастливую или несчастную, - как некий жребий свыше ей дарованный».

Любовь и верность хранили до конца многие русские жены, воплотившие на земле образ небесного брака: кн. Ольга, супруга кн. Игоря, кн. Ингигерда-Ирина (Анна Новгородская), супруга Ярослава Мудрого, кн. Анна Кашинская, жена Михаила Ярославовича, св. Феврония, супруга кн. Петра, кн. Евдокия, жена вел. кн. Дмитрия Донского и др., многие из которых впоследствии стали прославляться как святые. Другой чертой женской праведности было безутешность вдовства, особый вдовий чин. Достойно нести нелегкий путь вдовы позволяло монашество, которое со временем стало естественным завершением единобрачия. Примерами здесь служат вдова Ярослава мудрого, в постриге Анна, Вдова Тимофея, кн. Псковского схимонахиня Мария, Кн. Анна в постриге Анастасия, вдова Феодора Чорного, кн. Ярославского. Подвиг благочестивой жены и вдовы давал «новые и разнообразные формы женского подвижничества: религиозное народничество, старообрядческое исповедничество, церковно-просветительное и благотворительное служение, странничество, старчество». Наравне с супружеским и вдовьим подвигом существовал и подвиг девства - уход в монастырь. Яркий пример такого иноческого пути являет собой преподобная Евфросиния Полоцкая, которая «славу временную и земного обручника оставив и все мирское презрев, краснейшему паче всех Христу себя уневестила». Материнство и воспитание детей было также одним из подвигов женщины, на которой теперь лежала важная ответственность воспитания «новых граждан Царства Небесного». Истинное материнство есть «начало того животворного света, той ласки и тепла, которые дают и красоту и радость человеческой жизни, научает познанию Бога и Его святой воли».

Особое значение и почитание слова в христианстве возлагало и на женщину задачу научению ребенка Слову Божию, нравственным законам, языку вообще. Поэтому добродетелью женщины считалось немногословие, мудрое слово, степенность речи. Любой язык строится на иерархических началах, которым соответствует 3 уровня: высокий - язык молитвы и духовной поэзии, средний, отражающий «приподнятое над землей душевное состояние общества», и низкий, который представлен бытовой речью. Несмотря на безграмотность большинства женщин, это не мешало им активно задействовать все три уровня языка. Бытовой язык - «язык детской», полный нежности и любви к своим чадам, слово, обращенное к мужу, близким - дополнялся песнями, особым женским фольклором, отражающим все сферы жизни, сопровождающий и в радости и в горе, а увенчивался высшим словом молитвы, «которая не останавливается перед любым жизненным испытанием, перед «нечистой силой», перед самой смертью».

В нескончаемой молитве о родных, близких и детях видела женщина свое призвание. Сила такой молитвы нашла выражение в пословице «материнская молитва со дна моря достанет». Воспитанию девушки придавалось особое значение. С детства ее готовили к супружеской жизни, к труду, научая ее различным рукоделиям, растили в духе целомудрия, учили благочестию. На протяжении всей истории русской культуры существовали различные «институты» воспитания. «Домострой», с особым уставом жизни; гувернантки и учителя; гимназии и «Институт благородных девиц», целью которого было воспитание «новой породы людей»; нравственные книги, часто иностранные. Девушек учили хорошим манерам, иностранным языкам, изысканному вкусу, этикету, но самым главным было то, что их продолжали учить Закону Божию, вере и верности, целомудрию и любви к ближнему, что было важнее всех остальных знаний. Примеры христианской жизни русских женщин помогали в период секуляризации, когда «идеал духовной красоты христианской женственности заменила эстетика светской образованности, салонной культуры, моды и изящества».

Несмотря на то, что рождается идеал новой европеизированной женщины, «страдающей эмансипацией», образ женщины-христианки остается незыблемым, рождая все новые образцы, воплотившиеся как в литературе, так и в конкретной жизни. Примером здесь могут служить пушкинская Татьяна, тургеневские, чеховские героини. Одним из самых светлых и трагических образов стали царственные мученицы - великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, великая княгиня Елизавета, Императрица Александра, чьи дела милосердия, смирения, веры были и остаются образцом для жизни христианской женщины.

Заключение

На основе исследования литературных источников, правовых актов, статей в периодических изданиях и сети интернет в работе предложены основные характеристики положения женщины на Руси IX - XV вв. Результаты исследования позволили сформулировать и обосновать следующие положения:

В славянском обществе к началу рассматриваемого периода положение женщины было высоким, и к моменту появления первых законодательных актов сохранялись следы матриархата, которые вследствии социально-экономических изменений, с выделением привилегированных сословий и негативным влиянием со стороны татаро-монгольских завоевателей сменились патриархальной системой права.

Существенное влияние на положение женщины в рассматриваемый период оказала христианская церковь, хотя его нельзя оценить однозначно. Внешне действия церкви были направлены на возвышение женщины и во многом способствуют этому, так как церковь осуществляла борьбу с пережитками язычества, унижающими женщину, такими, как многоженство, наложничество, заключение брака в виде кражи и покупки невесты. В то же время церковь пыталась загнать каждого индивида, и мужчин, и женщин, в определенные социальные рамки, подчиняя женщину власти мужа и обязывая мужа заботиться о своей жене и оберегать ее. В связи с этим можно прийти к выводу, что женщина скорее больше потеряла, чем приобрела от принятия христианства на Руси, потому что церковь, лишив женщину возможности самореализоваться в общественной и политической жизни, в конечном счете не предоставила ей способов самостоятельной защиты своих прав от мужчин, под власть которых ее отдавала церковь, а священнослужители не смогли защитить интересы женщины в связи с тем, что привилегированные слои обладали значительной властью и не хотели отказываться от полных прав на женщину, а подчас и не на одну, а подвластные слои общества долгое время не признавали значение церковных таинств, и в большей степени придерживались языческих традиций.

Имущественная правоспособность женщин была весьма значительной по сравнению с правоспособностью их современниц в западноевропейских государствах, но ее нельзя считать равной с правоспособностью мужчины, так как женщина в семье находилась под властью отца или мужа, и мужчины могли своей властью свести на нет все преимущества, предусмотренные для древнерусских женщин в законодательстве. В случаях, когда женщина не находилась под властью мужчины, например, будучи вдовой, она обладала практически равной с мужчинами имущественной правоспособностью.

При рассмотрении отношений между женщиной и ее детьми в древнерусской семье можно утверждать, что женщина мать пользовалась большим уважением в древнерусском обществе и ее личные и имущественные права по отношению к детям не были ограничены ни в момент ее состояния в браке, ни после смерти супруга, кроме случая заключения повторного брака.

В целом, анализируя нормативно-правовые акты Древней Руси с IX по XV век, правовое положение женщины можно оценить как равное с мужчиной, но с учетом правоприменительной практики, следует сделать вывод о том, что женщина занимала более приниженное положение. Это было в первую очередь связано с тем, что древнерусское государство, предоставляя женщине права в личной, имущественной и процессуальной сферах, не разрабатывало механизмов защиты этих прав и отдавало это на откуп мужчин. Только в том случае, когда женщина выходила из-под власти мужчин, своей семьи, женщина могла занять в обществе ведущее положение, и это давало ей возможность в полном объеме пользоваться предоставленными государством правами и реализовать себя как полноценную личность.

Список используемой литературы

Байдин В. Женщина в Древней Руси // Русская женщина и православие. - СПб., 1997 г.

Балакина Ю. История государства и права - 2000 г. №1- <#"justify">Приложение 1

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Введение

1. Общий анализ источников, регулирующих правовое положение женщин на Руси в IX-XV вв. 13

1.1. Источники, регулирующие правовое положение женщины на Руси в IX-XV вв. 13

1.2. Правовое положение женщин на Руси в IX-XY вв. в дореволюционной науке 24

1.3. Правовое положение древнерусских женщин в советской и постсоветской науке 30

2.Правовое положение женщины в Древнерусском государстве и обществе 34

2.1. Правовое положение древнерусских женщин в хозяйственной, политической и культурной сферах жизни 34

2.2. Женщина как субъект преступления и объект преступного посягательства 82

3 Правовое положение замужней женщины 112

3.1 .Порядок заключения брака на Руси 112

3.2. Положение женщины в браке 141

3.3..Основания для расторжения брака, 158

Заключение 176

Список использованной литературы 184

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Правовое положение женщины на Руси с IX по XV век, ее социальное положение, содержание и сущность этих понятий издавна представляют интерес для ученых как с научной, так и с практической точек зрения.

Л Проблема правового положения женщин на Руси с IX по XV век интересовала ученых как дореволюционного периода, так и ученых советского времени, но особый интерес данная проблема стала вызывать с появлением тендерных исследований. Изучение правового положения женщины на Русй с IX по XV век тесно связано с развитием принципа правового равенства. В последнее время рассматриваемая проблема в работе приобрела актуальность в свете новых взглядов на историю и современность и появлением так называемой «женской истории», которая во многом противопоставляется традиционной «мужской истории».

Правовое положение женщины на различных этапах развития общества, в том числе и в период с IX по XV век изучалось учеными давно, но единого понимания этого вопроса нет среди специалистов и поныне. Следует также Л учитывать, что правовое положение женщин на Руси с IX по XV век практически не рассматривалось юристами, несмотря на то, что данная тема является очень важной при оценке права русского средневековья. Поэтому указанная проблема продолжает оставаться актуальной, в известной мере спорной, требующей дополнительного исследования. Хотя в области истории вопросы правового положения женщины на Руси с IX по XV век исследовались весьма подробно, ряд причин заставляет вернуться к ним:

во-первых, во многих работах проблема правового положения женщины на Руси с IX по XV век освещалась лишь мимоходом (в работах о государственном устройстве Древней Руси, развитии средневекового права, правах различных социальных слоев Древней Руси и т. д.);

во-вторых, существует длительный перерыв в обращении к вопросу о положении женщин на Руси в рассматриваемый период. Впервые к проблеме положения женщин на Руси с IX по XV век на диссертационном уровне исследователи обратились в 70-е годы XX века, в дальнейшем диссертационные исследования в данной сфере не проводились;

в-третьих, практически все существующие научные работы написаны учеными историками, социологами, но не юристами и вопросы именно правового положения женщины в рассматриваемый период практически не разработаны.

Изложенные обстоятельства достаточно указывают на необходимость целостного исследования основных проблем правового положения женщины на Руси с IX по XV век в области истории государства и права России.

Исследование правового положения женщин на Руси с IX по XV век имеет исключительно важное значение для определения основных тенденций развития правоспособности женщин на Руси и в Российской империи в более поздний период. Не теряют своей актуальности вопросы правового положения женщин и при оценке феодального законодательства на Руси, его основных институтов.

Степень разработанности проблемы. Комплексный характер проблематики, исследуемой в диссертации, предполагает помимо изучения работ теоретиков права, цивилистов и работу с источниками права, обращение к трудам философов, историков дореволюционного периода и современности. Использование в диссертации разнообразной научной литературы приводит к необходимости систематизировать ее в несколько групп: исторические труды, посвященные истории Древней Руси; исследования ученых-историков, изучающих положение женщин Древней Руси, работы, по вопросам развития имущественных прав различных слоев общества; литература, освящающая наследственные права; труды авторов, анализирующих положение средневековых женщин Западной Европы, Следует отметить, что на протяжении развития юридической науки у дореволюционных, советских и постсоветских исследователей оценка правового положения женщин Древней Руси неоднозначна,

В дореволюционной и советской историографии очень подробно описана история развития средневекового общества. На протяжении длительного промежутка времени усилия отечественных исследователей Н.М. Карамзина, С-М. Соловьева, Н.И. Костомарова, И.Е. Забелина были направлены на изучение общеисторических, экономических, социальных аспектов древнерусского общества. Проблемы положения женщины оставались наименее изученными, освещались выборочно, как правило, в них характеризовались представительницы привилегированных сословий, участвовавшие в политической и социальной жизни древнерусского общества. В дореволюционный период к вопросам правоспособности женщин в своих трудах обращались В.И. Сергеевич, Н.Н. Дебольский, В.И. Синайский, К.А. Неволин, А. Алексеева, Н. Аристова, М.М. Абрашкевича и др.

За последние десятилетия не было научно квалификационных работ правоведов по данной проблематике, исключение составляют исследования, затрагивающие отдельные вопросы правового положения средневековой женщины на Руси и в Западной Европе: JLH. Пушкаревой, ВВ. Момотова, В.А- Цыпина, Т.Б. Рябовой, M.JL Абрамсон, О.И. Варьяш, Г.М. Тушиной. К. Опиц, А.И. Евстратовой и др.

Поэтому можно утверждать, что данная тема в юридической науке разработана в недостаточной степени.

В качестве информационной базы исследовались нормативные акты светского происхождения, смешанной юрисдикции, канонические акты, акты Ч иностранных государств, а также источники, которые лишь условно можно отнести к нормативным, например, обычаи.

Правовое положение женщины на Руси с IX по XV вв, отражено в щ Русской Правде, Княжеских уставах, Новгородской и Псковской Судной Грамоте, договорах с иностранными государствами, договорах между князьями, договорах между князьями и церковью. Учитывая не полную урегулированность ряда вопросов нормативно-правовыми актами, при осуществлении исследования уделено внимание летописям, берестяным грамотам. Для проведения сравнительного анализа были изучены иностранные законодательные акты.

Объект исследования. Объектом исследования является система общественных отношений в которых женщина Древней Руси IX-XV вв. выступает в качестве субъекта.

Предмет исследования. Предметом исследования выступает понятие правого положения женщин на Руси с IX-XV вв, В настоящем Щ диссертационном исследовании автор раскрывает общие вопросы правоспособности женщин на Руси IX-XV вв-, вопросы имущественной правоспособности, а также способность женщин выступать в качестве субъекта и объекта уголовной ответственности.

Цель и задачи настоящего исследования. Целью работы является 1ф комплексный анализ процесса формирования и последующей эволюции правового положения женщин на Руси с IX по XV век.

Выбор исследуемого периода с IX по XV век объясняется тем, что в этот период происходит формирование русского средневекового права в целом и правового положения женщины в частности, так как его не возможно раскрыть без характеристики брачно-семейного права, уголовного, гражданского, наследственного права возникающих в рассматриваемый,. период.

Для достижения цели решались следующие задачи:

Изучить все источники, имеющие отношение к рассматриваемой нами теме, включая как монографические труды, статьи в периодической печати, так и древнерусские первоисточники права, относящиеся к светской, канонической и смешанной юрисдикции, а также иные источники, благодаря которым можно не только изучить нормативные акты, но и определить степень применимости их на практике;

Провести исследование нормативно-правовых актов и обычаев Византии и стран западной Европы рассматриваемого периода и на их базе провести сравнительно-правой анализ правового положения женщин на Руси и их современниц в западноевропейских странах;

Изучить эволюцию положения женщины на Руси в языческий и в христианский периоды в различных сферах жизни: социальной, культурной, политической и хозяйственной;

Исследовать формы брака, существовавшие на Руси в языческий и » христианский периоды, и выявить основные закономерности зависимости имущественных и личных прав женщин от формы брака;

Выявить наличие прав на развод у женщин при различных формах брака и основные тенденции развития правоспособности женщины в этой сфере;

Раскрыть различия в объеме правоспособности супругов в языческом и » в христианском браке;

Исследовать проблемы правоотношений, возникающих между родителями и детьми в древнерусской семье и проанализировать основные особенности прав замужних женщин и женщин-опекунов над детьми, в сфере воспитания и определения судьбы как несовершеннолетних, так и совершеннолетних детей;

Выявить основные особенности ответственности за совершение различных видов уголовных преступлений и других деяний, нарушающих права женщин на неприкосновенность их жизни, здоровья и чести;

Проанализировать процесс привлечения женщины в качестве субъекта светской и церковной ответственности за совершение противоправных деяний;

Определить объем процессуальной дееспособности женщины и возможность участия ее в гражданском и уголовном процессе в качестве стороны, свидетеля или лица выполняющего судебные функции или осуществляющего контроль за действиями судебных органов.

Методологическую основу исследования составили современные методы познания, включая метод структурно-функционального анализа, сравнительно-правовой, исторический, формально-юридический методы, метод системного и комплексного решения задач, В области правовых исследований применялись также метод догматического толкования (грамматическое, логическое, системное толкование), метод конкретно-социологический (анализ правовых нормативных актов и судебной практики) Учитывая наличие гендерных аспектов в нашей работе были применены специфические методы исследования. Весьма привлекательным для исследования оказался используемый гендеристами метод рефлексивной социологии П. Бурдье, согласно которому каяедый человек занимает неодинаковые позиции в различных иерархиях (он их называет «полями»)1. Дочь именитого боярина занимает верхнюю иерархическую ступень по отношению к принадлежащим ей по праву наследования вотчины крестьянам; но она же может занимать одновременно и нижнюю по отношению к ее родителям, решающим за нее ее судьбу, выдающим замуж и подчиняющим ее мужу.

Научная новизна определяется самой постановкой проблемы, так как настоящая работа является комплексным научным исследованием проблем правового положения женщин на Руси с IX по XV век по истории 1 BOURDIEU P. In Other Words: Essays Towards a Reflexive Sociology, Stanford, 1990.

государства и права России. Ранее обращение ученых к данной теме осуществлялась в рамках исторических наук и не затрагивало правовые аспекты.

На основе исследования литературных источников, правовых актов и практики их применения в работе предложены основные характеристики правового положения женщины на Руси IX - XV вв.

Результаты исследования позволили сформулировать и обосновать следующие положения, выносимые на защиту:

1. В славянском обществе к началу рассматриваемого периода положение женщины было высоким, и к моменту появления первых законодательных актов сохранялись следы матриархата, которые вследствии социально-экономических изменений, с выделением привилегированных сословий и негативным влиянием со стороны татаро-монгольских завоевателей сменились патриархальной системой права.

2, Существенное влияние на положение женщины в рассматриваемый период оказала христианская церковь, хотя его нельзя оценить однозначно. Внешне действия церкви были направлены на возвышение женщины и во многом способствуют этому, так как церковь осуществляла борьбу с пережитками язычества, унижающими женщину, такими, как многоженство, наложничество, заключение брака в виде кражи и покупки невесты. В то же время церковь пыталась загнать каждого индивида, и мужчин, и женщин, в определенные социальные рамки, подчиняя женщину власти мужа и обязывая мужа заботиться о своей жене и оберегать ее. В связи с этим можно прийти к выводу, что женщина скорее больше потеряла, чем приобрела от принятия христианства на Руси, потому что церковь, лишив женщину возможности самореализоваться в общественной и политической жизни, в конечном счете не предоставила ей способов самостоятельной защиты своих прав от мужчин, под власть которых ее отдавала церковь, а священнослужители не смогли защитить интересы женщины в связи с тем, что привилегированные слои обладали значительной властью и не хотели отказываться от полных прав на женщину, а подчас и не на одну, а подвластные слои общества долгое время не признавали значение церковных таинств, и в большей степени придерживались языческих традиций.

3, Имущественная правоспособность женщин была весьма значительной по сравнению с правоспособностью их современниц в западноевропейских государствах, но ее нельзя считать равной с правоспособностью мужчины, так как женщина в семье находилась под властью отца или мужа, и мужчины могли своей властью свести на нет все преимущества, предусмотренные для древнерусских женщин в законодательстве, В случаях, когда женщина не находилась под властью мужчины, например, будучи вдовой, она обладала практически равной с мужчинами имущественной правоспособностью.

4. Древнерусское процессуальное законодательство не предусматривало каких-либо ограничений для женщин в этой сфере, и хотя на практике участие женщины в судебном процессе в качестве свидетеля или судьи имело место не так часто, это не умаляет их процессуальную дееспособность. Кроме того, следует помнить, что в ряде регионов, которые издревле сохраняли экономические и демократические традиции, таких как Новгород и Псков, женщина имела даже некоторые процессуальные преимущества, такие, как возможность в случаях, предусмотренных в законе, отправлять в суд вместо себя мужа или сына. Эти права ряд авторов сравнивают с правом привилегированных сословий посылать вместо себя в суд своих слуг.

5. При оценке положения женщины как субъекта преступного деяния и лица, на интересы которого направлено преступное посягательство, следует учитывать, что древнерусское законодательство не предусматривало особенностей в зависимости от половой принадлежности, дифференциация ответственности зависела от социальной принадлежности женщины. Исходя из этих общих принципов следует рассматривать правильной оценку размера возмещения за убийство женщины, которая была равной выплате за убийство мужчины.

6. При рассмотрении отношений между женщиной и ее детьми в древнерусской семье можно утверждать, что женщина мать пользовалась большим уважением в древнерусском обществе и ее личные и имущественные права по отношению к детям не были ограничены юридически ни в момент ее состояния в браке, ни после смерти супруга, кроме случая заключения повторного брака.

7. В целом, анализируя нормативно-правовые акты Древней Руси с IX по XV век, правовое положение женщины можно оценить как равное с мужчиной, но с учетом правоприменительной практики, следует сделать вывод о том, что женщина занимала более приниженное положение. Это было в первую очередь связано с тем, что древнерусское государство, предоставляя женщине права в личной, имущественной и процессуальной сферах, не разрабатывало механизмов защиты этих прав и отдавало это на откуп мужчин. Только в том случае, когда женщина выходила из-под власти мужчин, своей семьи, женщина могла занять в обществе ведущее положение, и это давало ей возможность в полном объеме пользоваться предоставленными государством правами и реализовать себя как полноценную личность.

Практическая значимость работы. Результаты проведенного исследования могут быть использованы для дальнейшей разработки теоретических проблем истории государства и права, в процессе совершенствования наших представлений о законодательстве и других источниках, регулировавших положение на Руси с IX по XV в. Положения работы могут применяться в процессе преподавания курсов «Истории государства и права», а также спец курсов, в высших учебных заведениях.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре истории государства и права Ставропольского государственного университета.

Основные положения и результаты исследования отражены в опубликованных статьях, выступлениях на научно-практических конференциях в различных высших учебных заведениях страны. Отдельные положения диссертации были представлены на Всероссийской научной конференции и летней молодежной школе, проводимых в Армавирском государственном педагогическом университете, в г. Славянске-на-Кубани? на 5-й Международной многопрофильной конференции молодых ученых и студентов, проводимой в Самарском государственном техническом университете, на конференциях, проводимых в Армавирском Православном Социальном Институте.

Источники, регулирующие правовое положение женщины на Руси в IX-XV вв

Правовое регулирование положения женщин в Древней Руси в период с IX по XIV вв, осуществлялось нормативными актами светского происхождения, смешанной юрисдикции, каноническими актами, а также источниками, которые лишь условно можно отнести к нормативным в которых требования к человеку были лишены строгой обязательности, но в то же время являлись желательным образцом, идеалом, например, обычаями.

В первом тысячелетии нашей эры у восточных славян формировались обычаи, то есть устойчивые правила поведения. Постепенно часть обычаев стала обеспечиваться обязательным принуждением к исполнению родоплеменными органами и общинами и приобрела качества обычного права. Часть норм обычного права закреплялась в государственном письменном законодательстве, обнаруживая большую живучесть, часть видоизменялась или законодательно запрещалась. Некоторые элементы обычного права в сфере регулирования правового положения женщин сохранились в крестьянской среде до XIX в.

Правовое положение женщины в Древней Руси с IX по XV вв. помимо правовых обычаев регулировалось как светскими нормативными актами, так и нормами церковного права. Светские памятники позволяют с большей определенностью говорить о социально-экономических аспектах проблемы права, а церковные яснее характеризуют нормы морали, нравственности, специфику отношений к женщине со стороны общества, семьи, государства и церкви.

Среди светских нормативных актов ценнейшим источником является документ общерусской, а с XIV вв. общегосударственной юрисдикции, -Русская Правда- Русская Правда - древнейший русский сборник законов - сформировалась на протяжении XI-XII вв., но отдельные ее статьи имеют корни в язьлеских правовых обычаях. Русская Правда содержит помимо других положения о наследовании женщин и поэтому является ценным источником права, регулирующим правовое положение женщины рассматриваемого периода, поскольку говорить о правовом положении женщины без установления ее возможности приобретать имущество своего рода или своей семьи путем наследования просто невозможно. Проводя сравнительный анализ норм Русской Правды, посвященных вопросам наследования женщин, норм церковного права и норм иностранных государств того времени Д. Беляев указывает «.. .Русская Правда в институте наследования жены после мужа уже представляет не исконный Славянский обычай, а сколок с подобного института в Римском праве» . Нормы Русской Правды, которые отразили семейно-бытовые отношения периода раннего феодализма, в том числе имущественные права супругов, получили дальнейшее закрепление в законодательных памятниках феодальных республик.

Договоры Руси с Византией X в., памятники внешнеполитических сношений Новгорода, Галицко-Волынского княжества и других Русских земель в XII-XIII вв. дополняют сведения общерусских юридических сводов. Имеются прямые указания на существование в X в- «закона русского» в договорах Руси с Византией. Эти договоры заключались в IX-X вв., когда Русь имела с Восточной Римской империей широкие торговые и дипломатические контакты, для разрешения вопросов, связанных с определением прав и подсудности русских подданных на территории империи.

Ряд исследователей, рассматривая источники наследственного права Древней Руси, регулирующие проблемы наследования женщин, ставят вопрос «В праве ли мы смотреть на Русскую Правду как на первый памятник русского положительного права наследования? Нет ли памятника более древнего, который мы не должны обходить?»3 П. Цитович дает весьма конкретный ответ на поставленный им самим вопрос: «Таким первым по времени памятником, с которого обыкновенно ведут начало истории русского наследования, принято считать оба договора руссов с феками и в особенности первый из них (911 г.)»4. При характеристике Договоров Олега с феками как источника, регулирующего имущественное положение женщины, следует так же учесть мнение В. Шульгина: «Вдове искони предоставлена была некоторая часть из имущества мужа, слагавшаяся вероятно, из приданного и вена. Неприкосновенность этой вдовьей части.., гарантирована в договоре Олега с греками»5

Правовое положение древнерусских женщин в хозяйственной, политической и культурной сферах жизни

Оценить различные права и обязанности древнерусских женщин в комплексе можно через такое понятие как правовое положение, так как в нем отражаются различные стороны юридической жизни того или иного субъекта права. В нашей работе правовое положение древнерусской женщины рассматривается как «юридически закрепленное положение личности в обществе»45. НИ, Матузов в своей работе дает таким образом понятие правового статуса, но при этом указывает, что это понятия равнозначные- В научной литературе были высказаны и другие мнения, например, Витрук, В.А. Кучинский47 В.А. различают правовой статус и правовое положение субъекта, рассматривая правовое положение как более общее понятие. Такой взгляд на данный вопрос не противоречит основной концепции нашей работы.

Одним из важнейших аспектов при анализе правового положения женщины на Руси с IX - XV вв. является вопрос о возможности женщины выступать в качестве собственницы имущества, а также субъекта гражданско-правовых сделок. Это проблема является очень важной не только потому, что в рамках моего исследования показывает эволюцию имущественной правоспособности на Руси в рассматриваемый период, но и, в первую очередь, потому, что не ознакомившись с нормативно-правовыми актами, которые лежали у истоков закрепления основных положений древнерусского семейного и наследственного права, а также нормативными актами, которые предусматривают ответственность за имущественные преступления в семейно-бытовой сфере, невозможно проследить основные тенденции развития неравноправного положения женщины в семейной и имущественной сфере на дальнейших этапах развития Российского общества.

Положение женщины в древнерусском праве было гораздо выше, чем в древнегерманском и римском, перед лицом которых женщина, дочь, жена, мать всегда нуждалась в опекуне и не обладали правоспособностью. В Киевской Руси, наоборот, женщина в браке сохраняла за собой все свое имущество, которое и после смерти супруга не включалось в общее наследство: вдова становилась полноправной главой семьи: «Если жена остаётся после смерти мужа вдовой, то дать ей часть имущества, а то, что дал ей муж при своей жизни, остается ей сверх того...»48Собственное имущество стало появляться, видимо, очень рано с разложением больших родов на отдельные семьи-однодворки и появлением торгового оборота. Благодаря тому, что торговля уже способствовала выделению состоятельного класса, и женщины могли иметь личную собственность, на этом настаивают видные историки древнерусского права.49

Еще в Древней Руси женщины владели правом на приданое, наследство и некоторое иное имущество. Еще в дохристианский период жены имели свое имущество, княгини и другие знатные женщины владели крупными состояниями, городами, селами. Так, «княгине Ольге принадлежал собственный город, свои места птичьей и звериной ловли».50 Мужья нередко имущественно зависели от жен. Подобной «имущественной эмансипации» не было дозволено ни одним европейским законодательством, В связи с этим нам необходимо проанализировав нормативно-правовые акты 1X-XV вв. и определить было ли такое положение редкостью или правилом. Следует отметить, что наиболее известные примеры из истории древней Руси, характеризующие положение таких женщин, как княгиня Ольга, которая провела финансовую реформу на Руси, русские княжны которые вышли замуж за иностранных правителей, нельзя оценивать как правило, но и они дают определенное представление о положении женщин того времени. Следует учитывать, что в древних актах не содержится ни малейшего указания на то чтобы жена каким-нибудь образом была ограничена в праве распоряжаться своим имуществом.

Женщина, даже замужняя, имела право обладать собственностью на свое имя. Сага об Олафе свидетельствует, что русские княгини имели даже свое отдельное войско, которое содержали на свой счет. Это подтверждается и русскою былиной; жена князя Владимира, княгиня Апраксеевна, даже соперничала с своим мужем в этом случае и желала набрать в свою дружину более храбрых и сильных богатырей. Не только знатные, но и обычные женщины обладали определенной экономической самостоятельностью. В берестяных грамотах мы видим много примеров когда женщины свободно распоряжаются большими денежными средствами и имуществом, женщины тратили деньги, передавали имущество в наследство или давали его в долг. Примеров этого в берестяных грамотах достаточно: сЯрошкова жена попала в список должников, задолжав кому-то 9 векш (грамота N 228); Ефимья расплатилась с кем- то полтиной (грамота N 328; жена Смолига уплатила штраф в 20 гривен за своего мужа (грамота N 603) и т. д.»

.Порядок заключения брака на Руси

Чтобы проанализировать правовое положение женщины на Руси IX-XV вв. необходимо охарактеризовать семейное право рассматриваемого периода и те нормативно-правовые акты, которые регулировали вопросы заключения брака, расторжения брака, личных и имущественных отношений между супругами и другими членами древнерусской семьи. В силу специфики древнерусского быта большую часть жизни женщина X-XV вв. проводила В семье- Следовательно» для рассмотрения правового и социального положения женщины необходимо охарактеризовать семью, в которой она живет, остановиться на положении именно замужней женщины, так как женщины, переходя из одной семьи в другую, приобретали в Древней Руси совершенно новый статус, В своей работе П. Цитович в 1873 г. пишет: «... девушке нет места в своей семье, - жену нужно добыть из чужой семьи - вот формула положения женщины не только в древнем, но и в современном праве». С.С. Шашков также указывает на невозможность рассмотрения истории женщин не затрагивая вопросы семьи и семейных взаимоотношений- Он пишет, что эмансипация женщин тесно связана с реформой семейного института.

Из-за бедности древних источников языческая семья изучена довольно слабо- Княжеские уставы церкви X-XI вв. свидетельствуют о наличии многоженства и беспорядочных сожительствах родственников- Славяне имели по две, даже по три и четыре жены: «...без стыда и срама жене имеють». Арабские источники IX-X вв. говорят» что у русинов было по несколько жен и наложниц. Владимир I до принятия христианства держал по селам многих жен и наложниц. В. Макушев анализируя сказания разлиных иностранных авторов делает вывод о том, что, по мнению иностранцев, у славян преобладала моногамия, хотя было дозволено и многоженство; в последнем случае однако число жен было ограничено; для союза с ними необходимо было соблюдение брачных обычаев, чего естественно, не требовалось по отношению к наложницам, число которых было неопределенно. Неизвестно было ли доступно многоженство простому народу, но для князей оно было допустимо и в более поздний период. Принимая во внимание небольшую зажиточность в народе в старое время, модно думать, что многоженство однако не слишком было распространено у наших предков; только у князей и богатых людей число жен было значительно, и при женах содержалось множество наложниц, «Знатность происхождения могла заставлять вступать в брак со многими, для укрепления дружественных отношений с другими знатными родами; потому что у древних германцев и славян, как известно через браки соединялись отдельные роды, между ними начиналась постоянная связь, они становились родственными».

Летописи говорят о том, что у полян уже сложилась моногамная семья, у других же славянских племен: родимичей, вятичей, кривичей - еще сохранялась полигамия. Вот как описывает форму брака первоначальная летопись: «... И радимичи, и вятичи, и северъ одинъ обычай имяху: живяху в лесе, яко же и всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословье в них предъ отьци и передъ снохами, и браци не бываху въ них, но игрища межю селы, схожахуся на игрища, на плясканье и на вся бесовьска песни, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся; имяху же по две и по три жены». По предположению В, Н. Татищева, на Руси X-XV вв. отсутствовал пережиток группового брака, в соответствии с которым князю предоставлялось право «первой ночи», он был, по его мнению заменен денежной компенсацией еще княгиней Ольгой, которая ввела куничный сбор в пользу князя («„.а уложила брать с жениха по черно купе».»), освобождавший жениха от обязанности отдавать невесту князю- Важным фактором для характеристики положения женщины в семье и в обществе является и форма заключения брака- Это не случайно, так как положение женщины, которая вступает в новую семью в качестве «вещи», купленной у ее родителей или иных лиц и положение женщины, приносящей в новую семью определенное имущество в виде приданного, никогда полностью не растворяющееся в имуществе семьи ее мужа, и напоминающую о ее некогда независимом положении, не может быть равным, В связи с эти нельзя не согласиться с утверждением В.О. Шульгина: «Продажа и покупка жены уничтожает личность женщины, обращая ее в предмет торга, в простую вещь; приданное напротив возвышает женщину: оно дает ей, как лицу, право владеть вещью, становится личностью женщины, выраженной во внешнем мире.»

История семьи в России, несмотря на усиливающийся интерес к этой теме, остается не написанной 1 . Обзор историографии, сделанной в работе Н. А. Горской, показывает, что в центре внимания историков был спор о соотношении большой и малой семьи 2 . Н. А. Горская отметила отсутствие работ о представлениях русского общества о браке, деторождении, смерти 3 . На новый уровень исследование этой темы поднялось благодаря работам Я. Н. Щапова, который опубликовал и проанализировал древнерусские юридические памятники, касающиеся семейных отношений 4 . Значительным шагом вперед в изучении данной темы явились работы Н. Л. Пушкаревой и ее докторская диссертация «Женщина в русской семье X – нач. XIX в. Динамика социокультурных изменений» 5 .

Сложность для историков представляет специфика источников, позволяющих судить о внутренней жизни семьи и о месте женщины в русской семье. Положение женщины в семье определяется не столько законами, сколько обычаем. Сохранившиеся документы фиксируют, как правило, лишь нарушения норм, а не сами нормы.

Принятие христианства очень сильно отразилось на древнерусской семье, однако это не значит, что христианские нормы были усвоены. Как писал исследователь русского права М. Ф. Владимирский-Буданов, «христианский закон, заимствованный из Византии, признал противным христианству прежний, языческий семейный порядок». Казалось бы, в случае отмены законом обычая этот последний должен тотчас же прекратить всякое действие. «На деле случилось не то, а именно следующее: ни в какой области права обычаи не оказались столь жизненными или живучими как именно в семейной сфере. Не только в прежние долгие века по принятии христианства дохристианские обычаи не поддавались истреблению, но живут и в наши дни в форме семейных обрядов» 6 .

Как показало исследование Владимирского-Буданова, обычаи различаются даже в рамках одного хронологического периода как в разных социальных группах, так и в разных регионах. И что очень важно, обычай может перерождаться, т. е. старая норма остается, но получает совсем иной смысл, отражаясь по временам и в чистом своем виде 7 . Так невенчальный брак в обществе сначала признается наряду с венчальным, затем вырождается во вторую, так сказать, субсидарную форму брака, не переходя тем не менее в разряд преступных деяний: при таком браке разорвать связь с невенчанной женой – всегда возможное и легкое дело 8 . Историк не всегда может выявить изменения содержания институтов, обозначаемых одними терминами.

Истории русского семейного права внимание уделялось в работах юристов: К. А. Неволина 9 , К. П. Победоносцева, М. Ф. Владимирского-Буданова 10 .

Уже в работе К. А. Неволина «История российских гражданских законов» «семейственным союзам» была посвящена отдельная книга 11 , не утратившая значения и сегодня. Среди новейших работ необходимо указать работу Н. С. Нижник 12 . Особенностью изучения истории семьи в России является то, что юристы и этнологи не ставят проблемы исторических изменений. Для этнологов – это нечто неизменное во все эпохи. В богатой фактическим материалом работе В. Ю. Лещенко «Семья и русское православие» цитаты из авторов XI в. перемежаются с церковными авторами XX в., и вопрос об изменении взглядов деятелей Церкви и их влияния на общество не ставится, хотя автор и проникнут «классовым» подходом 13 . История русской семьи неизбежно распадается на историю семьи в отдельных сословиях, но остается не написанной.

Интерес представляет исследование М. К. Цатуровой «Русское семейное право XVI-XVIII вв…». На основании актового материала М. К. Цатурова делала вывод о значительных изменениях в русском законодательстве по имущественным правам жены: «От свободы в распоряжении имуществом в начале XVI в. до полной зависимости от мужа со второй половины XVI-XVII в., и наконец, к самостоятельности и раздельности имущественной собственности в XVIII в., которая сохранялась законом. В разное время супруги имели разные права и социальные гарантии» 14 . Исследовательница отмечает, что неизменной оставалась установка на подчиненность жены мужу. Выводы исследовательницы оказываются, на наш взгляд, несколько противоречивыми: «Объем имущественных прав супруги не влиял на ее положение в семье. Имела она право распоряжаться своей собственностью или нет–в каждом случае она могла быть подвергнута жестокому обращению со стороны мужа. Искать защиты у кого-либо было трудно, т. к. Церковь проповедовала покорность и терпение, так же как и христианское учение. Приобретение женщиной значительных имущественных прав позволило ей независимо существовать в браке, наравне с мужем наделять детей приданым и участвовать в их воспитании. Нравы общества по-прежнему считали женщину подчиненной мужу не только в христианском, но и в бытовом смысле. И все же экономическое и правовое обеспечение женщины в обществе было намного важнее, чем ее бытовая закрепощенность» 15 . По-видимому, противоречие заложено в самом исследуемом материале: при неизменности установки на подчиненности женщины мужу имело место возрастание имущественных прав женщины. На положение женщины в семье влияла правовая и экономическая ситуация в обществе. Однако в Средневековье вряд ли можно говорить о единстве этой ситуации для разных сословий.

Для XVI-XVII вв. существует ряд описаний как русских, так и иностранных, говорящих о бесправном положении женщины. Побывавшие в России иностранцы отмечали бесправие и «плачевное» положение русских женщин, но в определенном дискурсе: о бесправии русских и в анекдотах о битье, передаваемых, начиная от Сигизмунда Герберштейна 16 . Александр Гваньини в XVI в. писал: «Подобно тому, как мужчины находятся в тяжелейшей зависимости от великого государя, так и жены у мужей пребывают в весьма жалком положении: ведь никто не поверит, что жена честна и целомудренна, если она не живет взаперти, совершенно не выходя из дома. Жены сидят дома, ткут и прядут, не имея никаких прав и никакого влияния в хозяйстве, все же домашние работы выполняют рабы. Если мужья жен не бьют, то жены обижаются и говорят, что мужья их ненавидят, а побои считают признаком любви. В церкви их отпускают редко, на дружеские беседы еще реже, а на пирушки только таких, которые вне всякого подозрения, то есть уже рожавших» 17 . Это удивительно совпадает с высказываниями исследователей XIX в.: «Там, где муж по праву занимает в своем доме по отношению к жене положение тирана, он во всех остальных отношениях является рабом неограниченного деспота: неограниченный владыка в своем серале, в своем гареме, в женском тереме, он – бесправнейший раб вне его» 18 .

Для истории семьи в Древней Руси важны исследования Н. Л. Пушкаревой 19 . В оценке влияния Церкви на положение женщины Н. Л. Пушкарева выделяет тему «приниженности», «покорности, подчиненности» 20 , пишет о «женоненавистнических постулатах православия» 21 . Только неполным подчинением «церковной доктрине» объясняет историк факты женской самостоятельности и политической активности, которые она успешно собрала в своих исследованиях. Выводы этой исследовательницы направлены на опровержение картины приниженности женщины в Древней Руси: «По мере углубления разностороннего исследования проблемы, обобщения сведений, почерпнутых из различных по виду и типу источников, автор все более убеждался в том, что мнение о приниженности положения женщин на Руси X-XV вв. по сравнению с социальным статусом мужчины и представление о русском Средневековье как о времени подавления личности – не более чем миф, развившийся на почве самоуверенности людей более поздних эпох, и в первую очередь современников становления капитализма» 22 .

Н. Л. Пушкарева отмечала, что вопрос о том, почему и как изменилось положение женщины в русском обществе в XVI в., для историографии является нерешенным. Нормы отношения к женщине, фиксируемые «Домостроем», появление «теремных затворниц» – все это неизбежно ставит перед исследователями вопрос: новые это явления в истории культуры или это следствие тех тенденций, которые уже имелись в русской культуре.

Размышления И. Е. Забелина на эту тему, автора наиболее обстоятельного исследования о женщине в допетровской Руси, тоже не лишены противоречия. С одной стороны, он не может не заметить, что терем не был перенесен из Византии в первое время принятия христианства, но считает, что была принесена идея: «Всякая идея неизменно и неминуемо рождает свой плод, создает себе свою форму. Терем, по крайней мере в Русской земле, был плодом постнической идеи, действие которой, и в довольно сильных чертах, обнаруживается в нашем древнем обществе очень рано. Монашеский идеал в княжеском роде является господствующим уже при внуках св. Владимира, и первыми его подвижниками являются девицы, дочери Всеволода и сестры Мономаха, Янка (Анна) и Евпраксия» 23 . Характеристика устройства древнерусской семьи также противоречива: с одной стороны, И. Е. Забелин отмечает ведущую роль женщины в доме и ее решающую роль при создании из дома монастыря. С другой – роль игумена в этом монастыре «Домострой» отводит главе семейства. И. Е. Забелин не видит в этом проблемы: «Если древнейший Домострой, обращаясь к мужчине, главе дома, указывал ему идеал игумена, говоря: вы есте игумени во своих домах; то здесь, вместе с указанием домашнего идеала, определяется идеал повелевающей власти. Воплощение же этого идеала, в самой его действительности, во всех его нравственных и формальных подробностях, все-таки главным образом лежало на женщине; ее мыслею, ее душею он приводился в дело, ее постоянною заботой он неизменно поддерживался… Мы хотим сказать, что монастырский устрой домашней жизни выработался многовековою нравственною деятельностью женской личности, конечно при постоянном и непрестанном воздействии поучения, которое проповедовал исключительно только мужчина» 24 . Однако нельзя не заметить, что перенесение монастырских черт в домашний быт в русской культуре приводило в XVI в. к дальнейшему отстранению женщины от сферы сакрального: даже посещение церкви для нее становилось не обязательным.

С возрастающим интересом в XVI в. к магии и волшебству 25 актуальными становятся для культуры и представления о женщине как о существе опасном, способном навести порчу и причинить вред мужчине. Культурологи и этнографы, как правило, рассматривают эти явления как устойчивые в культуре и не ставят вопроса об изменениях форм религиозного сознания, хотя для современных историков Церкви это изменение уже становится темой для изучения 26 .

Развитие имущественных отношений в семье в Московской Руси имело не прямолинейный характер: с одной стороны, государство защищало интересы земельных собственников, с другой – стремилось взять под свой контроль распоряжение земельными владениями в интересах сохранения земельного фонда для раздачи в поместья. Государственная политика определяла и изменения прав женщин в области наследства.

Вопрос о том, имело ли реально место ухудшение положения женщины в русском обществе в XVI-XVII вв., остается открытым.

Наша задача определить вектор воздействия Церкви на русскую семью.

1. Борьба за моногамную семью

Христианство пришло на Русь тогда, когда в Византии уже был введен закон об обязательной форме церковного заключения брака 27 . В Византии влияние римской правовой традиции в вопросе о браке продолжало по-прежнему быть очень значительным. Римские законы особое внимание уделяли обручению: т. е. заключению брачного контракта – «памяти и обещанию будущих браков» 28 . Отказ от обручения строго наказывался. В деле брака на первом месте стояла воля родителей, и брак, заключенный без согласия родителей, считался недействительным (Прохирон, грань 4, глава 3). Однако взрослые эмансипированные дети (дочь после 25 лет) 29 имели право сами заключать брак.

Как показано в работах Я. Н. Щапова, именно область семейного права в Древней Руси была отнесена целиком к ведению Церкви. Здесь она получила широкие судебные права 30 . Церковь пыталась ввести те нормы семейного права, которые уже утвердились в христианской традиции в Византии, где законы ограничивали вступление в брак как возрастом брачующихся, так и степенью их кровного и духовного родства и свойства, а также запрещали вступать в брак более четырех раз. Византийские законы определяли и причины, разрешавшие развод 31 .

Вопросы о браке относились к сфере деятельности епископов, но из-за небольшого количества епархий на Руси эта область практически отошла к священникам, получавшим от епископов «венечные памяти».

Знакомство с византийскими нормами, которые сами по себе не были неизменны в данную эпоху, осуществлялось через перевод византийских правовых памятников, а также путем создания специально для славян памятников церковно-юридического характера, древнейшим из которых является Закон судный людям, в котором наказания за нарушение норм брака и защиту незамужних составляли значительную часть 32 . Переведенные памятники и созданные у славян тексты объединялись в составе Кормчих книг. По вопросам брака здесь был собран значительный и очень разнообразный материал.

Большинство соборных правил и ставших канонами правил отцов, касающихся норм брака, выдвигали в первую очередь требования к браку клириков – тем самым показывая, что должно быть образцом и для всех христиан: запрет женитьбы на разведенных (Вас. Вел. 37) или занимающихся «постыдным ремеслом»; запрет прогонять клирикам жен, в том числе и епископам (Ап. 5); требование жениться до посвящения (или дать обет безбрачия) (НеокеС. 1); но есть и требования, относящиеся к браку вообще: запрет гнушаться браком (Ап. 51); запрет брака в близких степенях родства (при этом учитывалось не только кровное родство, но и родство духовное) (VI всел. 54; Неокес. 2; Вас. Вел. 23, 68, 78, 79, 87; Тим. 11); запрет или ограничение браков с еретиками и иноверцами (IV всел. 14, VI всел. 72, Лаодик. 10, 31). Особенно необходимо отметить 38, 40 и 42-е правила Василия Великого, запрещавшие женитьбу и замужество без согласия родителей или, если речь шла о рабах, своих господ. Замужество без согласия родителей или господ приравнивалось к блуду, и даже если родители давали согласие уже после совершившегося факта, все равно наказывалось трехлетним отлучением 33 .

Эти нормы подтверждались и дополнялись императорским законодательством, в древнеславянской редакции это Собрание новелл Юстиниана в 87 (93) главах (гл. 45, 46 – запрет жениться клирикам после поставления, гл. 71, 72 – запрещавшие проживание женщин в домах у епископов, гл. 85 – о наказании блудящих с монахинями) 34 . Особенно важное практическое значение при заключении браков имели статьи как византийского, так и русского происхождения, определяющие те степени родства, а также разного рода отношений (опекунство, побратимство, духовное родство), в которых брак не разрешался: статья «О возбраненных женитьбах» (включающая тексты из Прохирона – 7 титул, гл. 1) и Эклоги (2 титул, гл. 2) 35 , а также отдельные разделы из «Ответов митрополита Никиты Ираклийского» 36 , статьи, объясняющие способы исчисления родства «О возбраненных женитвах» 37 , «Разделение браков» 38 , «Разделение браков, возбраненных по свойству» 39 , «Устав о брацех» 40 . Кроме того, во включенных в Кормчую статьях русского происхождения – Правилах Иоанна, митрополита русского, Вопрошаниях Кирика Новгородца – многие правила касались вопросов, относящихся к брачной жизни.

Регулировали нормы брака и княжеские уставы, относя их к сфере церковного суда, в первую очередь Устав великого князя Владимира и Устав князя Ярослава. Устав князя Ярослава запрещал «умыкание» невест 41 , устанавливал денежные наказания за изнасилования, размер которых определялся в соответствии с нормами «варварского права» – социальным статусом потерпевшей 42 , наказывал за отказ от женитьбы после брачного сговора 43 .

С конца XIII в. на Руси распространялась Кормчая сербской редакции, создание которой связано с именем первого автокефального сербского архиепископа св. Саввы 44 . В этой редакции появились новые статьи, касающиеся брака: гл. 46, I «Новая заповедь царя Алексея Комнина» (35 новелла 1095 г.), вводящая и для рабов норму венчанного брака, гл. 46, II «Заповедь Новая… Алексия Комнина» (24 новелла 1084 г.) об ответственности за нарушение обязательств по обручению, гл. 46, III «Воспоминания Иоанна Фракисия» (31 новелла 1092 г.) об обручении и залоге, гл. 55 – Прохирон (867 г.), гл. 56, состоящая из семи разделов, включающая статью «О беззаконных браках» патриарха Сисиния (997 г.), гл. 59 «Изложение соединения церковного при Константине и Романе» (920 г.), запрещающая четвертый брак.

Законодательство о браке составляет большую часть Прохирона: из 40 граней этой теме посвящены грани 1–11 и главы граней 30, 33, 39. В Прохироне содержалось знаменитое определение брака, данное еще римским юристом Модестином: «Брак есть мужеви и жене сочетание и событие во всей жизни, божественныя же и человеческия правды общение» 45 . В Прохироне, как и в указанных выше правилах Василия Великого, имеется указание на то, что брак совершается по воле родителей или господ: «Не бывает брак, аще не совещают собравшеся имущии власть, на хотящих женитися или посягати» 46 . Только в том случае, если отец находился в плену, сын мог жениться без его согласия, но не ранее чем через три года 47 . Однако совершеннолетие отменяло родительскую власть: если девицу не выдавали до 25 лет замуж, она могла выйти и против воли отца 48 .

На Руси из двух редакций была составлена Кормчая русской редакции, объединившая две предшествующие 49 . Прямое отношение к рассматриваемому вопросу имела включенная в Кормчую дополнительная статья Козьмы Халкидонского «О еже не звати жену госпожею», имеющаяся уже в древнейшем списке Кормчей русской редакции XIII в. – Синодальном 50 .

Несомненно, что основное направление, в котором воздействовала Церковь, было создание моногамной семьи. Идею одного брака было непросто укрепить как в княжеском быту, так и в крестьянском 51 . Летопись говорит о пяти женах и 700 наложницах у великого князя Владимира 52 . Русская Правда знает рабынь-наложниц (ст. 98 Пространной редакции), с которыми могли сожительствовать независимо от наличия жены. Правила Иоанна, митрополита русского, призывают к исправлению тех, кто живет с двумя женами, а в случае отказа грозят им отлучением от причастия 53 , в этих же правилах говорится о тех, кто самовольно отпускает одну жену и женится на другой 54 или сожительствует с чужой женой 55 . Эти же правила грозят извержением священнику, который благословит троебрачника 56 . Среди вопросов Кирика есть вопрос и о том, что лучше: открыто иметь наложницу и рожать с ней детей или тайно грешить со многими рабынями 57 . Все это свидетельствует о том, что идея единобрачия плохо совмещалась с существовавшими в обществе обычаями и нормами. Даже в XV в. митрополит Иона, обращаясь к вятским воеводам, писал: «Наши дети незаконно живут, поимающе жен до пяти, до шти, до седми, а вы их благословение и приношение от них приемлете, что есть Богу мерзко» 58 .

Наибольшие требования к чистоте супружеской жизни выдвигались к кандидату в священники. Как было сказано архиепископом Нифонтом в ответ на вопросы Кирика: если священник хоть один раз сблудит даже будучи пьян, то уже не может быть священником или диаконом, даже если он воскрешает мертвых 59 .

Церковь выступала против насилия по отношению к женщине, которое позволяли себе князья и их приближенные, что отразилось уже в нормах Закона судного людям. Неограниченное право сильного, убийство были теми повседневными жизненными явлениями, с которыми боролась Церковь 60 . «Умыкание невест» могло быть и языческим архаичным обрядом, восходящим к древнейшей форме заключения брака, но могло представлять и просто похищение девушек. Похищали, как это известно из княжеского быта, и замужних женщин. В древнерусском поучении, вошедшем в Измарагд, говорилось: «О братие, не мозите от жен своих с иными блудите. Се же князем и властелем глаголем, не отнимайте жен от мужей, не прилепляйтесь к ним. Яко и тии тем же законом совокупистася и на суде вси равно станем пред Богом. И дев также не отъимайте, не укоряйте убогих и дев не срамляйте: возопиют бо на вы к Богу и ярость свою и гнев свой пролиет на вы» 61 .

Правила митрополита Иоанна разрешают священникам продолжать жить с женами, оскверненными в плену (священнику запрещалось иметь жену-блудницу, поэтому в правиле давалось объяснение, что насильное растление не является грехом) 62 .

В древнерусских церковных поучениях, в посланиях митрополитов, в церковных уставах неизменно содержатся требования, которые должны были влиять на семейную ситуацию: 1) требование венчания брака;

2) запрет похищения невест; 3) запрет насилия; 4) запрет жениться в близких степенях родства.

Исполнение этих требований могло вести к улучшению положения женщины, гарантировало ей определенную стабильность, защищало от насилия.

2. Церковь и заключение брака в Древней Руси

Требование венчать брак постоянно звучит в поучениях киевских митрополитов. В Правилах митрополита Иоанна говорится о том, что по существующей практике венчаются только бояре, а простые люди не венчаются, а играют свадьбы по языческим обрядам «с плясанием и гудением и плесканием» 63 . В Правилах митрополита Максима (1283–1305) содержится призыв к венчанию даже в старости: «Аще же их (жен) дръжите в блуд, без благословения церковнаго, то что ти в помощь есть? Но молися им и нуди их, аще и старии суть и младии, да венчаются в церкви» 64 . Это же требование выражено и в послании митрополита Фотия в Псков 1410–1417 гг.: «А котории не по закону живут с женами без благословения поповьскаго понялися, учити их и приводити их к православии; с благословением бы поимали жены, а не с благословеньем въсхотят жити, ино их разлучати» 65 . Однако церковный обряд внедрялся медленно, и закон признавал невенчанный брак даже в XVI в. 66

Венчание, которого Церковь добивалась от вступающих в брак, предполагало еще и некоторые предшествующие ему стадии: это обручение, совершавшееся по определенному чину, и брачный обыск. Обручение по римскому праву приравнивалось к заключению брака, и отказ от него влек за собой ответственность. Обручение сопровождалось «брачным сговором»: определением размеров приданого жены. За брачным сговором стоял и архаичный обычай покупки жены. Обязательной частью брачного сговора являлась трапеза у родителей невесты (священник в этом участия не принимал). Эта трапеза включала в себя как непременную составляющую резание сыра. Согласно Уставу князя Ярослава, отказ от брака после сговора считался позором для невесты, и нарушитель должен был уплатить штраф 67 .

Исследователи единодушно отмечают преобладание договорного начала в древнерусском семейном праве 68 . Сговор устраивали родители, согласие жениха и невесты не предполагалось. Брак, заключенный без согласия невесты, наказывался лишь в том случае, если невеста кончала с собой 69 . Возраст тех, чьи родители заключали брачный сговор, мог быть 8–10 лет 70 . Стоглав подтверждал как норму возраст для венчания: отрока – 15 лет, отроковицы – 12 лет 71 .

Рядные грамоты, определяющие размер приданого, известны уже с XVI в., но сохранилась и «сговорная» грамота XIII в. 72 Как считает М. К. Цатурова, самая ранняя рядная 1513–1514 гг. В ней Аксинья Плещеева обещает выдать дочь Анастасию замуж за князя Ивана Васильевича Оболенского и дать ей приданое 73 . Рядные грамоты определяли сроки свадьбы, размеры приданого и неустойку в случае отказа жениха вступить в брак. Рядные грамоты, как прочие имущественные сделки, касающиеся землевладения, должны были фиксироваться в приказах. Этот порядок был утвержден Соборным уложением 1649 г. 74

До заключения брака священник должен был выяснить, не состоят ли венчаемые в родстве кровном или духовном. Выяснение этого вопроса представляло большие трудности, и необходимая удаленность (не ближе чем в шестой степени) не всегда соблюдалась. Сам порядок «брачного обыска», а также выдаваемые «венечные памяти» 75 (грамоты, которые священники получали от епископа на проведение венчания и для получения которых нужно было заплатить «венечную пошлину») не являлись чем-то неизменным 76 . Чин венчания совершался после чина обручения.

Церковь утверждала взгляд на семью как на союз двух лиц со взаимными обязанностями. В высокое представление о браке как об образе союза Христа и Церкви реальность вносила существенные коррективы. Мы уже отмечали, что венчание на Руси долгое время не было общепринятым. Языческие способы заключения брака: кража («умыкание») невест, сожительство в близких степенях родства, наконец, двоеженство 77 – это те явления, которые отмечают источники на протяжении всего Средневековья. Другая особенность русской большой семьи, известной этнографам в XIX в., – власть главы семьи. Большая семья, состоявшая из стариков-родителей, их сыновей с женами и внуками, была характерна для крестьянской среды: «Во главе крестьянской семьи стоял один человек – большак. Его положение в нравственном, хозяйственном и даже административном отношении признавали все члены семьи, община и даже власти» 78 . В городе, считают исследователи, были распространены и большая, и малая семьи 79 , однако и здесь «власть главы была практически не ограничена: он распоряжался имуществом семьи и судьбой каждого из ее членов» 80 .

У казаков жены являлись предметом покупки и продажи, однако, как считал М. Ф. Владимирский-Буданов, это были отдельные факты, а не явления права 81 .

Как отметил Я. Н. Щапов, особенностью русского права являлось то, что невыдача дочери замуж наказывалась штрафом в пользу митрополита (подобной нормы Византия не знала 82). Трудно объяснить, чем вызвано это правило: необходимостью обязать родителей выдавать дочерей замуж с тем, чтобы пресечь использование их в качестве только рабочей силы в семье, т. е. защитой прав дочери на замужество, или нежеланием общины содержать дочь в случае смерти ее родителей?

3. Защита имущественных прав женщин в допетровском законодательстве

Брачный сговор имел целью защитить имущество жены и оставить возможность для рода невесты вернуть это имущество. Этой цели служили и уже упомянутые выше рядные грамоты. Документы показывают, что родственники жены и после замужества выступали гарантами как ее интересов, так и рода. В случае обид, нанесенных жене мужем, родственники защищали ее различными способами: «А будет которая жена бывает противна, побой его и мучения не терпит, жалуется сродичам своим, что он с нею живет не в совете, и бьет и мучит, и те сродичи на того человека бьют челом патриарху или болшим властем» 83 . Иван III, отдав свою дочь Елену за Александра Литовского, не переставал интересоваться о ее взаимоотношениях с мужем-католиком, и этот брак привел к конфессиональным конфликтам, вылившимся в столкновения между государствами.

Законы, пришедшие из Византии вместе с христианством, защищали имущественные права жены 84 . Закон предполагал обязательное приданое, оно являлось собственностью, которую нельзя было отнимать у жены, его наследовали только ее дети. Муж мог распоряжаться приданым с согласия жены. После смерти мужа жена обладала правом восстановления приданого 85 . Вдова при малолетних детях обладала правами главы семьи. Именно под влиянием византийской традиции права женщины в семье оказались не только защищены, но и в определенные эпохи имущественные права дочери были более значительными, чем права сына, остававшегося имущественно бесправным вплоть до смерти отца – главы семейства 86 .

С XVI в. было издано множество указов, регулирующих право наследования. В первую очередь, законодательство касалось вотчин и поместий. Указ о княжеских вотчинах 1562 г. запрещал князьям давать вотчины в приданое дочерям или сестрам или оставлять в наследство: «Тем князьям вотчин своих не продавать, и не менять, и за дочерьми своими и за сестрами в приданое не давать. А которого князя бездетна не станет, – и те вотчины имати на государя. А который князь напишет в своей духовной грамоте вотчину своей дочери, или родной своей сестре и душу напишет с тое вотчины строити, – и тех вотчин дочерем и сестрам в приданое не давать, а давати в приданое и души тех, чьи вотчины поминати, из животов их» 87 . Даже жена могла остаться без вотчины: «А который будет князь напишет жене своей в духовную (всю) свою вотчину, а вотчина будет великая, и государь той вотчине указ учинит» 88 .

Г. Г. Вайкхард считает этот закон самым большим ограничением имущественных прав женщин в русской истории 89 , однако острие закона было направлено не столько на женщин, сколько на ограничение прав князей-вотчинников в пользу государя. Судебник 1606 г. разрешает оставлять земли дочери, если не было сына 90 .

Изменение имущественных прав женщины не влияло непосредственно на ее положение в семье. Законодательство конца XVII в. стремилось оградить женщину от насилия в семье со стороны мужа. Мужьям запрещалось продавать вотчины жен без их согласия: «Которым вдовам и девкам даны родственные вотчины, а они с теми вотчинами шли замуж, и родственники тех вдов и девок бьют челом, что мужья тех своих жен, а их родственниц бьют и мучат, и велят им те свои приданые вотчины предавать и закладывать своими именами, и то бъ челобитье их запись, чтобы мужья их, тех их родственниц вотчин жен своих именами не продавали и не закладывали; и в Поместном приказе, по таким купчим и закладным тех вотчин не записывать, и таким челобитчикам отказывать, а родственницам их приданые свои вотчины продавать и закладывать своими именами вольно, и в Поместном приказе по купчим и по закладным те вотчины не записывать» 91 . В этом боярском приговоре следует видеть не только желание защитить женщину от произвола мужа, но и стремление рода жены сохранить возможность контролировать вотчины своей родственницы. Точно так же и род мужа стремился вернуть себе его вотчины в случае, если он умрет бездетным, а не оставлять их вдове 92 . По Соборному уложению бездетные вдовы не получали в наследство родовых или выслуженных вотчин: при наличности только этих двух категорий недвижимого имущества вдовы получали лишь % движимости и принесенное ими приданое 93 .

4. Правила о разводах в Древней Руси

Церковь отстаивала идею нерасторжимости и единственности брака. Повторный брак допускался в случае смерти одного из супругов, однако церковные правила ставили целый ряд ограничений. Отрицательное отношение к второбрачию Церковь проявляла в абсолютном запрете его для клириков: второбрачный не мог стать клириком, а овдовевший священник не имел права вступить в брак (Ап. 17, VI всел. 3, Неокес. 7, Вас. Вел. 12). На второбрачных возлагалась епитимия – 1–2 года (Вас. Вел. 4), третьебрачных – 5 лет (Вас. Вел. 4). Четвертый брак был полностью воспрещен после скандалов с императором Львом Мудрым, который как раз и утвердил венчание как единственную форму брака. Вступление императора Льва в четвертый брак привело к запрещению такового и к церковному расколу, продолжавшемуся почти столетие 94 .

Что касается вступления в новый брак не вдовцов 95 , а разведенных, то Церковь вслед за гражданским законодательством разрешала вступать в брак только невиновной в разводе стороне, что зафиксировано и в бракоразводных византийских делах 96 . 7-е правило Неокессарийского собора воспрещало священнику пиршествовать на браке двоеженца, потому что двоеженец имеет нужду в покаянии 97 . Правила Никифора Исповедника однозначно запрещают венчание двоебрачных и говорят о запрещении двоеженца на 2 года, а троеженца на 5 лет 98 . Не менее строго и однозначно было постановление собора патриарха Сисиния, где ясно указывалось, что чин венчания не может быть повторен, потому что венчается только один чистый и непорочный брак. Постановления патриарха Сисиния вместе с правилами Никифора Исповедника и Никиты Ираклийского, также запрещающего венчание двоебрачных, имеются в сербском Требнике XV в. из собрания ГИМ 99 .

Как показывают рукописные греческие и славянские Требники, чин совершения брака в случае, если один из супругов вдовый, имеет разные редакции. В одних опущены чтения Апостола и Евангелия, сугубая ектения, а также возложение венцов 100 , что соответствует строгому запрету второбрачия. В других – возложение венцов сохранено, что было связано с изменением взгляда на венчание 101 . Уже при составлении Стоглава было очевидно различие в славянских практиках. Редакторы Стоглава собрали в главах 19–24 известные в славянской книжности чины и толкования. В чине венчания вдовца (или вдовицы) со вступающей (вступающим) в первый брак имя вступающего в первый брак называется в ектениях раньше, чем второбрачного, чин венчания совершается полностью, но по окончании говорится особая о двоеженцах 102 . В случае, если оба второбрачники, венчание не совершается, читается , в которой говорится о приходе к браку «ради естественного искушения и в юности случившегося вдовства» и испрашивается им целомудренная жизнь. Евангелие не читается, а читается только Апостол – до слов «жена да убоится.. …» 103 . В Стоглаве приводится правило Никифора Исповедника, согласно которому «двоеженец не венчается, но принимает запрещение на 2 года, а троеженец на 5 лет» 104 , и правило Никиты Ираклийского. Приводим это правило полностью в русском переводе: «Строгое право не допускает венчания второбрачных, но обычай Великой церкви не соблюдает этого, но и на второбрачных возлагает венцы, и никто за это не подвергается осуждению. Однако таковые удаляются от божественного причащения на год или на два, а священнику, венчавшему их, возбраняется 7-м правилом Неокессарийского собора участвовать в их брачном пире» 105 . Но в следующей, 23 главе говорится о том, что второму браку венчания не бывает, и приводятся слова Григория Богослова , что «первый брак – закон, второй – прещение, третий – законопреступление, четвертый – нечестие, потому что свинское житие», указание на запрещение троеженцам до 5 лет, а потом причащение только на Пасху 106 .

Таким образом, очевидно, что смысл венчания второбрачных и чины благословения второго брака, говорящие о необходимости покаяния вступающим в брак, уже к XVI в. были противоречивы и восходили к разным практикам. Г. К. Котошихин, описавший подробно свадебный обряд XVII в., отмечает различия в венчании: если вдовец венчается на девице, венец ему возлагается не на главу, а на правое плечо, если вдовец третий раз венчается – то на левое, а если вдовец женится на вдове, то «им венчания не бывает» 107 .

К третьему браку отношение было отрицательное (Стоглав устанавливал за третий брак венечную пошлину – 4 алтына, в то время как за первый – один), а четвертый брак вообще был запрещен. Эти нормы отражены в полной степени в Стоглаве 108 .

Однако на практике в связи с непродолжительностью жизни, частой жен во время родов вдовство было широко распространено, и вдовцы часто вступали в брак. Так, хорошо известны судьбы великокняжеского дома: Иван III, овдовев, женился на Софье Палеолог 109 , Василий III развелся с женой Соломонией Сабуровой и женился на Елене Глинской; Иван IV добился разрешения на 4-й брак от Церкви, но не остановился на этом.

В Византии строгость церковного отношения к разводу вступала в противоречие с нормами римского права, разрешавшего свободный развод супругов. В Византии неоднократно вводились ограничения норм развода, но, как отмечал еще К. А. Неволин, «греко-римское законодательство не уничтожило свободы разводов, оно подвергло только произвол, который не хотел соображаться с законами, известным наказаниям» 110 . В Прохироне, известном на Руси в списках Кормчей сербской редакции и вошедшем в состав печатной кормчей, 11-я грань («о разрешении брака и о винах его») содержит причины, по которым возможен развод: 1) неспособность мужа к брачному сожитию («еже от естества мужем данное творити не возможет» 111 ; 2) если муж или жена безвестно отсутствуют, пребывая в плену 5 лет; 3) если один из супругов принимает монашество; 4) если муж или жена услышат о государственной измене и не донесут; 5) прелюбодеяние жены; 6) жена злоумышляет на жизнь мужа или, зная о чужом злоумышлении, не скажет ему; 7) если жена с чужими мужьями ест и пьет и моется в бане; 8) если жена проведет ночь вне дома без согласия мужа (исключая дом родителей). Затем отдельно выделяются причины, по которым жена может требовать развода («вины, их же ради подобна жена от мужа разлучатися»): 9) если муж злоумышляет на царя; 10) если муж злоумышляет на жизнь жены; 11) если муж отдает жену другим на прелюбодеяние; 12) если муж оклевещет жену в прелюбодеянии; 13) если муж держит другую жену в своем доме или «в друзем дому с иною женою часто пребывая обличится»; 14) если муж – воин или купец – пропадет на войне. В этом случае жена и ее родственники обязаны точно разузнать о его гибели и она должна ждать год 112 . В Эклоге, которая пришла на Русь возможно раньше, чем Прохирон, этих поводов меньше, вступление в монашество отсутствует, но имеется как повод беснование одного из супругов 113 . Византийские памятники не только устанавливают причины для развода, но и каждый раз определяют, за кем останется вено и брачный дар, а также права детей 114 . Только первая, приведенная нами часть, касающаяся причин развода, была рецепирована и вошла в Устав князя Ярослава. Устав Ярослава выделяет шесть причин для развода: а) если жена услышит, что кто-то замышляет на царя или на князя, но не скажет мужу; б) если муж застанет жену с любовником; в) если жена замышляет убийство мужа или знает, что кто-то замышляет, и не скажет ему; г) если жена без согласия мужа ходит и ест с чужими людьми и спит без своего мужа; д) если жена ходит по игрищам и не слушает мужа; е) если жена или сама крадет у мужа, или наводит воров 115 . Здесь особо была выделена церковь как предмет грабежа: «оже жена на мужа наведет тати, велит покрасти, или сама покрадет, или товар или церковь покрадти, инем подает, про то разлучити» 116 .

Устав князя Ярослава значительно расширялся и перерабатывался в разных редакциях, рассмотренных в работах Я. Н. Щапова. Были включены и новые причины для развода: 1) если жена выйдет замуж за холопа, который утаит от нее, что он холоп; 2) если муж клевещет на жену, чтобы избавиться от нее; 3) если муж пытается отравить жену 117 .

Целый ряд письменных памятников, распространенных на Руси, содержит нормы разводов: это 32 глава Закона судного людям 118 , Правила Халкидонского собора, «Заповедь святых отец от правил вкратце» 119 . Древнерусские памятники – статья «О разлучении» – позволяют выделить норму для развода и по вине мужа: кража мужем у жены одежды 120 . В Уставе находим ограничение возможности изгнания жены: «Аще будет жене лихии недуг, или слепота, или долгаа болезнь, про то ея не пустити» 121 . Впрочем, в другом памятнике – Правосудии митрополичьем – эта же статья имеет противоположный смысл: «Аще на жене будет лиха недужь, ли слепа, ли долгая болезнь, про то отпустити ея, также и мужа» 122 .

Помимо норм развода Устав Ярослава содержит систему наказаний за нарушения норм семейной жизни. Устав князя Ярослава предусматривал заключение жены в церковный дом, если она или родит ребенка не от мужа («без своего мужа или при мужи детяти добудет») или погубит ребенка. В дом церковный должна быть отдана и женщина, с которой муж живет, не разведясь с первой женой («а молодую пояти в дом церковный, а со старою ему жити») 123 . При этом Устав не ясно говорит о наказании мужа, употребляя формулу «муж митрополиту в вине». Если жена от своего мужа уходит и живет с другим, то ее следует отдать в дом церковный 124 . В Уставе сформулированы и те случаи, по которым жена наказывается мужем («муж казнит»), но развода не происходит: это кража у мужа и свекра и «зелейничество» жены 125 .

В Уставе установлена и система штрафов за самовольный развод: «Аще же пустит боярин жену великих бояр, за сором еи 3 гривны, а митрополиту 5 гривен золота; менших бояр гривна золота, а митрополиту гривна золота, нарочитых рублей 2 рубля, а митрополиту 2 рубля, простои чада 12 гривен, а митрополиту 12 гривен, а князь казнит» 126 .

Сборник Зинар устанавливает срок отлучения на 9 лет жене за самовольный развод: «Жена аще оставит своего мужа, и иног(о) мужа възме(т ) в инои стране и живет с ним, да о(т )лучит ся о(т ) ц(е)ркве лет 9, творяще на въсек д(е)нь покло(н ) 37, сухо ядуще хлеб свои в п(о)н(е)д(е)лник, и сре(ду) и пят(о)к. Також(д ) е же и мужею, ему же припяже второе, то ж де запрещение да приим. Аще ли не весть муж тъи и ону жену, что сътворила ес(ть) и неве(д )ением поят я, то мало правила по(д )обает ему 127 .

Несомненно, что практика самовольных разводов была широко распространена. Право на совершение развода давал духовный отец – с этим порядком законодательство боролось даже в XVIII в. 128 Жену можно было принудить уйти в монастырь, как это отметил Котошихин: «А потом умыслит над ней учинить, чтобы она постриглась, а будет по доброй его воли не учинит, не пострижется, а он бьет ее и мучит всячески… до тех мест, что она похочет постричься сама» 129 .

От XVI в. имеются записи о взаимном освобождении супругов, сделанные перед судом: «Я ту бывшую жену свою имярек освобождаю, и чиню вольную» 130 . Развод великого князя Василия Ивановича с Соломонией в 1525 г. стал предметом дискуссии в русском обществе.

За формулой «муж казнит» стоит вопрос о том, как далеко простиралась власть мужа наказывать жену и насколько Церковь могла вмешиваться в отношения между мужем и женой. Устав Ярослава содержит статью о битье женой мужа: «Аще жена мужа биет, митрополиту 3 гривны» 131 . Как считает Я. Н. Щапов, Церковь наказывала только за оскорбление или битье чужой жены, «подобные же действия по отношению к собственной жене расценивались не как преступление, а как выполнение долга» 132 . К. А. Неволин, исследуя русское семейное право, также отмечал, что «право мужа наказывать жену считалось несомненным, только он не должен был слишком сильно бить», в доказательство чего исследователь приводил поручную запись 1640 г., где дано обязательство «жены своей не безвечить напрасно» 133 . У исследователей-юристов особое внимание вызывал вопрос о наказании за убийство жены. Н. С. Нижник приводит примеры, показывающие, что единой нормы наказания мужа за убийство жены не было 134 . Древняя норма римского права, разрешавшая мужу убить жену, застигнутую в прелюбодеянии, известна и в пришедших на Русь епитимийниках. Так, она содержится в упоминавшемся сборнике Зинар: «Аще ли же обрящеть с некыи(

) прелюбы деющю и убиет обоих, сему закон не судит, пишет бо «предаите убо сих сатане на пагубу телесну, да д(у)х спасется», а убивыи, видел ест с собою, како да упасет себе» 135 . Но в этом же сборнике говорится об изгнании совершившего подобное и о лишении его имущества: «Аще кто обрящет свою жену прелюбы деющу с инем мужем и убиет на съмръть, то да проженет ся въ изгнание, яко немилостивыи враг и пол иманиа его да възмет великаа ц(е)рк(о)вь» 136 .

Остается не установленным происхождение наказания жене за убийство мужа закапыванием в землю. Эта норма зафиксирована в Соборном уложении 1649 г. (гл. XXII, ст. 14) 137 . При этом в статье указывалось, что не должны быть принимаемы во внимание ни просьбы детей, ни «ближних роду». По-видимому, это была новая для русского права норма. Она была отменена уже в 1689 г.: «Впредь иных таких жен за мужнее убивство в землю не окапывать, а казнить их смертию, сечь головы, и послать о том во все городы к воеводам и к губным старостам их великих Государей грамоты» 138 .

5. «О еже не звати жену госпожею»

При создании русской редакции Кормчей в кон. XIII в. составители включили в нее сочинение Козьмы Халкидонского, писателя IX в. 139 «О том, что не подобает жену звать госпожою» 140 .

В этом небольшом памятнике собраны все новозаветные тексты, говорящие о главенстве мужа. Однако произошло удивительное смещение: если запрет разводиться был в Евангелии обращен к мужьям и вызвал у них неприятие, т. к. ограничивал свободу мужа и его право изгнать жену, то в этом тексте положение жены сопоставляется с положением раба, и результат не в пользу жены: раб может освободиться, а жена – нет.

В тексте Козьмы Халкидонского жена по-прежнему остается под клятвой греха, спасительное воплощение Христа на нее не распространяется.

Это сочинение носит характер оборонительный: составителю необходимо было доказать подвластность жены мужу.

Несомненно, что составитель Кормчей неслучайно выбрал именно этот текст. Его пространная редакция содержится в Паисьевском сборнике нач. XV в. 141 и в сборнике из Софийского собрания 142 . Этот сборник помимо указанной статьи содержит ряд произведений, посвященных обличению «злых жен»: «Слово святого великого книжника Антиоха черноризца Како блюстися злых жен» 143 , «Греческого собора заповедь» (текст с наставлениями жене быть мирной, «а не которни») 144 , «Слово об Иродиаде» 145 .

В древнерусской книжности можно было найти и тексты с выражением иного отношения к женщине. Так, было хорошо известно «Слово» Григория Богослова , в котором он выступает против разного отношения к прелюбодеянию мужчины и женщины: «А касательно целомудрия, как вижу, многие имеют неправильное понятие, да и закон у них не равен и не правилен. Ибо почему закон обуздал женский пол, а мужскому дал свободу, и жена, злоумыслившая против ложа мужнего, прелюбодействует, и подвергается за то строгому следованию законов, а муж, прелюбодействующий с женою, не подлежит ответственности? Я не принимаю такого законодательства, не одобряю обычая. Мужья были законодателями: потому и закон обращен против жен, потому и детей отдали под власть отцов, а слабейший пол оставлен в пренебрежении. Напротив того, Бог установил не так, но: чти отца твоего и матерь твою () – вот первая заповедь, соединенная с обетованием: да благо ти будет и иже злословит отца или матерь, смертию да умрет (). Видишь, равно и доброе почтил, и злое наказал. Еще: благословение отчее утверждает домы чад, клятва же матерняя искореняет до основания (). Видите, как равно законодательство. Один Творец мужа и жены, одна персть – оба они – один образ; один для них закон, одна смерть, одно воскресение; одинаково рождаемся от мужа и жены; один долг обязаны воздавать дети родителям. Как же ты требуешь целомудрия, а сам не соблюдаешь? Взыскиваешь, чего не дал? Почему, будучи сам плоть такого же достоинства, не равно законополагаешь? Если ты обращаешь внимание на худшее: то жена согрешила, согрешил и Адам, змий прельстил обоих, не оказался один слабее, а другой крепче. Но возьми во внимание лучшее. Обоих спасает Христос страданиями. За мужа стал Он плотию, но также и за жену. За мужа умер, и жена смертию спасается. Христос от семени Давида именуется (чем, может быть, думаешь, почтен муж), но и от Девы рождается – это уже честь женам!

И будета оба, сказано, во плоть едину, а единая плоть да имеет и одинаковую честь. Павел же внушает целомудрие примером. Каким примером и как? Тайна сия велика есть : аз же глаголю во Христе в Церковь (). Хорошо жене – почитать Христа в лице мужа, хорошо и мужу – не бесчестить Церковь. Жена, говорит он, да боится своего мужа, но и муж да любит свою жену, потому что и Христос любит Церковь» 146 .

Сопоставление двух текстов показывает, как сильно могла расходиться патристическая традиция в понимании места женщины. Не случайно, что именно с эпохой Григория Богослова связаны наиболее известные святые диакониссы, о которых он сам написал много восторженных слов, а со временем Козьмы Халкидонского – новое наступление на права женщин.

Другая статья, включенная в состав Кормчих как древнеславянской, так и русской редакций, – статья об армянских ересях, которая содержит рассказ о женщине-патриархе. Это один из вариантов хорошо известного средневекового сюжета о папессе Иоанне. Избранная в патриархи за свои достоинства, «за превеликую чистоту», Лин (это имя носил и один из римских пап) удостоилась всеобщих похвал. Но нашелся человек, который решил обличить «немощь» Лины, поступил к ней в услужение, прельстил ее, и когда пришел праздник Пасхи и Лине надо было совершать службу и благословлять, она не могла выйти к людям из-за болезни и немощи. Потом она родила, а соблазнитель похитил ребенка и убежал в греческую страну 147 . Этот текст вошел во многие списки Кормчих русской редакции и опубликован в составе Кирилловой книги, вышедшей в Москве в 1644 г. 148 Этим сюжетом закреплялась в традиционном сознании связь между ересью и женским священством. Образ женщины-папы неоднократно высмеивался и в позднейшей церковной периодике: так старообрядцы перепечатывают в 1912 г. статью «Женское звено в цепи преемственности иерархии» из Полоцких епархиальных ведомостей 149 .

6. «О злых женах»

Необходимо также отметить, что в древнерусской литературе необычайное распространение получают собрания текстов «О злых женах». В основе этих текстов лежат хорошо известные по Притчам царя Соломона () и Книге премудрости Иисуса сына Сирахова ( гл.) слова о злой жене. Но в библейском тексте «злую жену» уравновешивает «мудрая жена», которая удостоена высших похвал; также содержит притчу о мудрых и неразумных девах. Иначе все обстоит в русской литературе. «Мудрые жены» появляются здесь только в одиночку: княгиня Ольга, «мудрейшая всех людей», дева Феврония. В то время, как пространные повествования о злых женах входят во многие древнерусские сборники, начиная с Изборника 1073 г., в статье «Чесо ради рече апостол: учити жене не повелеваю» составитель разъясняет основы этого запрета. Жена уже научила Адама злому. До этого муж и жена были равночестны, а после грехопадения жена становится на положение подчиненной 150 , неповиновение жены стало причиной «всемирной пагубы» и смерти человека 151 . От первой жены (Ева, она почитается в православии как святая, а на известном иконописном изображении Христос изводит Еву вместе с из ада) книжник переходит к блудной жене и жене злоязычной и описывает весь ужас жизни с такой женой, а потом вновь возвращается к словам апостола Павла о том, что жене глава муж и жена создана ради мужа, далее идет текст о вдовицах. К этой главе примыкает и слово Златоуста об Иродиаде «Ни кий же убо зверь точен жене злоязычней», где афористично утверждается, что нет ничего равного женской злобе: «О зло зла злее жена зла» 152 . Этот текст оказал огромное влияние на древнерусскую литературу: его использовал Даниил Заточник в своем Молении; он в разных редакциях встречается в Златой цепи 153 и Измарагде. Афористичность высказываний о злой жене превратила их в народные пословицы. Удивительно не появление этого текста, а то, что ему нечего противопоставить в древнерусской литературе. У исследователей создается впечатление, что «злые жены» явно доминировали в древнерусской литературе: «Знаменитые византийские «Пчелы», яростно жалившие женщин, перенеслись и акклиматизировались, попав в руки вновь обращенных русских книжников, которые увлеклись их чтением, принялись в подражание им сочинять в том же духе собственные произведения» 154 .

В науке представлен и другой способ объяснения отрицательного отношения древнерусских книжников к женщинам. В известной статье С. Смирнова «Бабы богомерзкие» женщины в Древней Руси характеризуются преимущественно как носительницы языческих традиций: «В пору утверждения христианства и долго потом русские женщины стояли на стороне язычества, ревниво хранили его вековые предания, сопротивлялись, хотя и пассивно, новой вере» 155 , «…тайно хранили они преданья языческой старины глубокой: совершали моления полузабытым божествам, знали обрядность помнили молитвы, рассказывали мифы («баяли басни», «Бабьи басни»). Так древнерусская женщина долго противилась христианству. Оно давно сделалось господствующей, государственной верой, но в доме близ очага, в семье жило долго и старое язычество, за которое стояли женщины» 156 . Исследователь собрал значительное количество примеров из исповедных вопросников и поучений, где говорится о недопустимости различных проявлений язычества, к которому относятся «жаленья» (оплакивания), «идоломоленья», молитвы «рожаницам», разного рода волшебство, связанное с зельями, «чарами», «наузами». Однако в абсолютном большинстве приведенных исследователем примеров богомерзкие бабы и ведуньи упоминаются в паре с мужским родом: «шепотниками», колдунами, ведунами («а ворожей бы баб, ни мужиков колдунов не было у вас никого в приходе» 157). Кроме того, волшба носит пограничный или маргинальный характер, в ней участвуют все «чужаки»: «лопари и самоядь» 158 , немцы и евреи или «баба ведунья» в литовских городах 159 . В приведенных С. Смирновым примерах видна другая связь: обращение женщин к «ведуньям» и необходимость воздействия на мужей или исцеление детей. При полном отсутствии каких-либо форм медицины лечение в русской деревни вплоть до XIX в. оставалось в руках баб, лечивших зельями. Наконец, все родовспоможение было в руках баб, повитух, т. е. альтернативы бабам не было, и сохранялось вплоть до XX в. множество поверий и архаичных обрядов, связанных с родами 160 . Можно говорить о значительном пространстве в жизни русского человека, которое не было затронуто христианством. Но трудно согласиться с выводами С. Смирнова о враждебности женщин Древней Руси христианству. Роль женщин в старообрядчестве показывает, что христианство вросло в русскую культуру, иначе историк не мог бы наблюдать «религиозный консерватизм», которым С. Смирнов объяснял раскол 161 .

В некоторых славянских рукописях нельзя не заметить интереса составителя к женским житиям и образам. Так, в «пергаменный» Сборник XIV в. из Чудовского собрания включены: Памяти мученицы Ирины (5 мая – л. 92 об.), царицы Феофании (16 декабря – л. 106 об.), Повесть отца Симеона о вдове купца, отказавшейся выходить замуж (л. 109 об.), «Об отроковице, посеченной от свекра» (л. 121), «Об отроковице, погубленной от матери» (л. 122 об.), Память царицы Ирины в монашестве Ксении (13 августа – л. 153–154 об.), Слово от жития блаженной Елены (л. 224) 162 . Отражает этот подбор интерес заказчика или рукопись имеет адресата? Мы не можем пока однозначно ответить на этот вопрос.

Если подвести некоторый итог рассмотрению влияния православия на русскую семью, то очевидно, что забота о моногамной семье составляла одну из главных задач Церкви. С христианством пришли новые порядки заключения брака, ограничивались браки в близкой степени родства, ограничивалась возможность повторных браков даже в случае вдовства. Четвертый брак вообще запрещался, за второй и третий полагалась епитимия. Но браки совершались по воле родителей. Церковные поучения показывают, что многоженство было распространено. Иерархи настаивали на венчании браков, однако эта практика укоренялась медленно и затрагивала только высшие слои общества. Запрет самовольных разводов защищал интересы женщин. Древнерусское право знало целый ряд причин, по которым допускался развод, в том числе и по вине мужа. Существовала и практика разводов по взаимному согласию, сопровождавшаяся пострижением одного из супругов в монашество. Именно в области семейного права Церковь имела наибольшие права, и это стало причиной как перевода значительного собрания византийского законодательства по этому вопросу, так и создания русских текстов, в частности Устава Ярослава, Записи о разлучении и др.

Что касается взаимоотношений в семье, то здесь главенство мужа подтверждалось статьями, внесенными в Кормчую книгу в русской традиции.

Обычно с влиянием православия связывают появление в сер. XVI в. в зажиточных кругах тенденции к затворничеству женщин: иностранцы отмечают стремление полностью исключить женщину из участия в общественной жизни, изолировать ее от внешнего мира, так что даже посещение церкви становится необязательным 163 . Однако доказательств того, что в православии в это время произошло изменение взгляда на женщину, не представлено. Существует и мнение, что затворничество женщин является следствием татарского влияния. С сер. XVI в. можно говорить об ухудшении положения женщины в связи с общей атмосферой в русском обществе: опричниной, связанным с ней террором и земским разорением. Памятник церковного законодательства Стоглав не предписывает каких-либо мер, которые вели бы к ухудшению положения женщин. Домострой рисует нам образ женщины-домохозяки и именует ее «государыней» 164 . Муж обязан ее «учить»: наказывать, но не на глазах у всех, а «ползовати страхом наедине» 165 . Если предписания битья детей восходят к Ветхому Завету, то в отношении жены такая практика вызывает вопрос. Можно отметить тот факт, что на русский быт ветхозаветные нормы оказывали значительное влияние. «Избрание от закона Богом данного Моисею» (компиляция, составленная в Византии), представляющее собой подборку из ветхозаветных книг, касающихся в том числе и взаимоотношений в семье, получило широкое распространение в древнерусской книжности и входило в Кормчую наряду с другими памятниками права. Исследователи отмечали определенное сходство в русской семье и патриархальной библейской: «Библейская и древнерусская семьи сходны были по крайней мере в том, что обе находились в естественном патриархальном состоянии, когда права главы семьи поглащали собою права остальных ее членов и когда каждая воспитательная мера определялась естественным чувством» 166 . Домострой переносит на семью монастырские формы, а главу семьи делает «игуменом» 167 . По-видимому это представление о муже как об игумене, которому монастырская традиция требовала безусловного подчинения, сказалось и на отношениях в семье.

Но в то же время нельзя забывать, что роль женщины в хозяйстве оставалась по-прежнему очень значительной: забота о семейной трапезе, об одежде домочадцев, о воспитании детей, о поддержании дома в порядке – все это лежало на женщине. Женщина-крестьянка участвовала в полевых работах наравне с мужчиной.

Возможно, само отстранение женщин от общественной жизни вызвано желанием противостоять новым тенденциям к активизации женщин. Одним из ярких примеров участия в политической жизни является деятельность Елены Глинской, супруги Василия III. Как свидетельствуют документы 70-х гг. XVI в., и царица Ирина Федоровна активно участвовала в посольских делах, она сама беседовала с иностранными послами, давала им дары от себя 168 . В начале XVII в. мы видим активное участие женщин в дворцовых интригах. Хотя Марина Мнишек целиком принадлежала к польской, а не русской культуре, тем не менее она и после гибели своего супруга способна была собрать вокруг себя войско, состоящее в большинстве своем из русских. Очень активна была мать Михаила Федоровича – инокиня Марфа: она могла себе позволить не соглашаться даже с мнением мужа и именно ее усилиями оказался расторгнут предполагавшийся брак ее сына с Марией Ивановной Хлоповой вопреки воли отца – тогда уже патриарха Филарета. Вот как писал об этом И. Е. Забелин: «Мать государева, великая старица Марфа Ивановна, клятвами себя закляла, что не быть ей в царстве пред сыном, если Хлопова будет царицею. Что тут было делать, как поступить? Выбор был однако ж ясный. Променять родную мать и при том великую старицу на невесту было невозможно, это противоречило бы всем нравственным положениям тогдашнего быта» 169 . Инокиня Марфа проявляла в этом случае всю полноту материнской власти. Однако родительской власти в брачных вопросах суждено было претерпеть в XVII в. существенные изменения.

7. Новые тенденции в законодательстве о браке

Развитие русской государственности, влияние на русское различных культурных традиций вносили изменения в положение женщины.

В русской культуре появляются в XVI в. такие новые явления, как «выбор царской невесты». «Смотры царских невест», устраивавшиеся в русском государстве со времен Василия Ивановича III, который выбрал себе в жены Соломониду Сабурову (впоследствии отправленную в монастырь), хотя и имели литературный прообраз в императорском быту (в житии Филарета Милостивого говорится о таком смотре, устроенном императрицей Ириной), но, скорее, напоминают обязанность отсылки рекрутов или смотры будущих янычар (чего стоит одна угроза «а который из вас дочь девку у себя утаит и к боярам нашим не повезет, и тому от меня быть в великой опале и в казни» 170) и свидетельствуют о далеко зашедшей централизации. Неслучайно Павел Иовий сравнивает этот обычай с порядками оттоманских султанов 171 .

Установление крепостного права, закрепленное Соборным уложением 1649 г., резко ухудшило положение крестьян вообще и положение женщины в крестьянской семье. По Соборному уложению муж имел право «отдавать в работу за прокорм» себя, жену и детей 172 . Муж имел право «смирять жену», но не увечить, и убийство жены рассматривалось как преступление 173 . Помимо власти родительской, определявшей решение вопроса о замужестве, господа имели право определять судьбы своих крепостных. В роли патриарха-домовладельца отныне выступал помещик. Он обладал правом не выпускать для замужества из своей вотчины крепостную девушку; даже на вступление в брак с крепостной внутри одной вотчины необходимо было дозволение господина. Никаких законов о браках между помещичьими крестьянами издано не было 174 .

Особое значение для русской культуры имело влияние западноевропейских католических воззрений на брак, пришедших на Русь при посредничестве киевской книжности. В католической традиции бракозаключающим моментом являлось выраженное согласие супругов. Священник выступал лишь свидетелем этого согласия. Брак необязательно было заключать в церкви, его можно было заключать и на дому. Такое понимание брака отразилось в латинском чине венчания. Католический требник Rituale Romanum был издан на латинском в 1615 г., а в 1634 г. – на польском языке в Кракове. Как показали исследования М. Горчакова 175 и А. С. Павлова 176 , Киевский митрополит Петр (Могила) внес в изданный им Требник статью «О таинстве брака» – «De sacramento matrimonii». Первая часть ее представляет собой отредактированный перевод статьи из польского издания «Rituale Romanum». Вторая часть – Эктезис («простейшее и кратчайшее руководство к определению степеней родства и свойства, препятствующих браку») хартофилакса Константинопольской церкви Мануила первой четверти XVI в.

Из Требника Петра Могилы статья перешла в печатную Кормчую. Определение брака, которое вошло в Требник Петра Могилы, а затем в Кормчую, соответствует определению Римского Катехизиса 1566 г. 177: «Супружества или законного брака таина от Христа Бога уставлена есть, во умножение рода человеческого, и в воспитание чад во славе Божии, в неразрешимый соуз любве и дружества, и в взаимную помощь и в еже огребатися греха любодеяния. Вещь сия тайны есть муж и жена, в приобщение брака честно кроме всякого препятия правилнаго совокупитися изволющии. Форма сиесть образ, или совершение ея, суть словеса совокупляющихся, изволение их внутренее, пред иереом извещающая» 178 .

Согласие двух лиц, вступающих в брак, и их слова, произносимые перед священником, и придают в соответствии с этим определением силу браку.

Священнику предписывалось узнавать, не существует ли между брачующими препятствия к браку, под которым понималось кровное и духовное родство, а также «аще своим волным произволением, а не принуждени от родителей и сродник или от господий своих» они вступают в брак. Возраст для брачующихся устанавливался для юноши – 15, для девицы – 12 лет. Кроме того, от брачующихся требовалось знание Символа веры, молитвы Господней, молитвы «Богородице Дево», а также десяти заповедей, в церкви совершалось оглашение.

Согласие брачующихся вместо условия брака становилось формой заключения брака. Это представление являлось новаторским для русской культуры, так как, во-первых, смещался акцент с самого обряда венчания на обручение, а во-вторых, необходимость согласия брачующихся ограничивала полноту власти родителей в брачном вопросе. Статья была включена в Кормчую и тем самым получила статус церковного закона. Не соответствовала эта статья и нормам византийского законодательства, запрещавшим вступать в брак без согласия родителей.

Новый чин браковенчания был включен и в Требник патриарха Иоакима 1677 г. и как обязательный обряд стал оказывать влияние на понимание сущности брака. Дополнением к древнерусскому чину обручения и венчания в нем являлись предварительные вопросы жениху и невесте об их взаимном согласии на брак и слова и действия, обозначающие момент совершения таинства брака 179 . Со второй половины XVII в. в посланиях иерархов неоднократно содержится требование к священникам следить, чтобы браки не заключались по принуждению как со стороны родителей, так и со стороны господ. А. С. Павлов указал на целый ряд таких посланий: 1683 г. – рязанского митрополита Павла, 1695 г. – новгородского митрополита Евфимия. Новгородский митрополит Евфимий писал: «Да ты же бы всем попом заказ учинил, чтобы они разыскивали накрепко, всяких чинов люди бы женились ни в роду, ни в племяна, ни в кумовстве, ни в сватовстве, ни в крестном братстве, и не от живыя и постриженыя жены муж, и ни от живаго и постриженаго мужа жена, и не четвертым браком, и не в престарелых летах, и не по неволи бы помещиков и вотчинников (выделено нами. – Е. Б.), и то в венечных памятях велеть описывать имянно» 180 . Указ патриарха Адриана 1693 г. говорил: из-за того, что священники венчают без согласия браки, «житие тех мужа и жены бывает бедно и детей бесприжитно» 181 .

Другое изменение, которое внесла эта новая статья Кормчей: более строго определялся круг лиц, которым было запрещено вступать в брак между собой по причине духовного (до 7-й степени), кровного родства (до 7-й степени) или свойства (3-й степени). Определить степени этого родства было затруднительно священникам 182 . В случае обнаружения, что брак был заключен в недозволительной степени родства, он признавался недействительным.

С начала XVIII в. брачное право делается предметом государственного законодательства. Указы Петра I были направлены в первую очередь на ограничение власти родителей при заключении брака, а также на уменьшение «материальной» стороны брака. Указом от 3 апреля 1702 г. Петр запретил рядные записи при брачном сговоре, а срок обручения был сокращен до шести недель 183 . Духовные власти получили право судить дела о принуждении к браку родителями детей, а господами крепостных 184 . Указом от 5 января 1724 г. была введена присяга родителей и брачующихся в том, что брак совершается добровольно 185 . Эта присяга просуществовала до 1775 г. Екатерина II отменила в 1765 г. венечные памяти 186 , а в 1775 г. синодским указом, который предписывал совершать «в одно, а не в разные времена и обручение, и браковенчание», обручение, как отдельный от венчаний акт, было уничтожено 187 . Синод мотивировал этот указ тем, что существует множество злоупотреблений в брачном деле: дети и рабы женятся без воли родителей и господ, родители и господа по-прежнему принуждают детей к вступлению в брак, «мужья от живых жен, а жены от живых мужей» вступают в новые браки, а в «крестьянстве женят малолетних ребят с возрастными женами, от чего происходит, что свекры впадают в с своими невестками, а сии малолетних своих мужей умерщвляют» 188 .

Законодательство XVIII в. стремилось четко определить взаимоотношения супругов. Устав о благочинии 1782 г., сохранявший свою силу до 1917 г., делал это следующим образом: «Муж да прилепится к своей жене в согласии и любви, уважая, защищая и извиняя ее недостатки, облегчая ее немощи, доставляя ей пропитание по состоянии и возможности хозяина… Жена да пребывает в любви, в почтении и послушании к своему мужу и да оказывает ему всякое угождение и привязанность, аки хозяйка» 189 .

Исследователи отмечали, что законодательство XVIII в. последовательно защищало имущественные права жен. Ряд указов устанавливал раздельность в имуществе супругов: права жены не распространялись на родовые вотчины и жалованные ее мужа, а муж не имел прав на вотчины жены, доставшиеся ей по наследству от родственников во время брака или как дарственные. Супруги имели право заключать обязательство между собой дарить или продавать друг другу вотчины. Рассматривая имущественные отношения супругов, М. Ф. Владимирский-Буданов сделал вывод о том, что «русское право имеет отличительным характером своим равенство имущественных прав обоих супругов» 190 .

Петровская эпоха легко относилась к разводам. Как писал М. М. Щербатов, «страсть любовная, до того почти в грубых нравах незнаемая, начала чувствительными сердцами овладевать» 191 . Сам Петр I добился пострижения своей супруги Евдокии Лопухиной, и, по словам М. М. Щербатова, «пример сей нарушения таинства супружества, ненарушимого в своем существе, показал, что без наказания можно его нарушать» 192 . По примеру Петра I Павел Иванович Ягужинский постриг первую жену и женился на Головкиной, и «многие и другие сему подражали и не токмо из вельмож, но и из малочинных людей, яко князь Борис Сонцев-Засекин сие учинил» 193 .

Однако законодательство начинает бороться с самовольными разводами: уже в Прибавлении к Духовному регламенту запрещается как способ развода пострижение одного из супругов: «Не принимать мужа жену имущаго. Обычай есть муж с женой взаимное согласие творят, чтобы муж в монахи постригся, а жена бы свободна была пойти за иного. Сей развод простым кажется быть правильным, но Слову Божию весьма есть противный, ежели для единой сей причины деется. А ежели бы муж и жена взаимным соизволением поволили приняти чин монашеский: и тогда, кроме иных обстоятельств смотреть на лета жены, прошло ли оной 50 лет или 60, и имеют ли детей и как их оставляют» 194 . Издается целый ряд указов, запрещающих обычную до этого практику «разводных писем», которые санкционировало низшее духовенство. Из указа 1730 г.: «Ежели которые люди с женами своими не ходя к правильному суду, самовольно между собою разводиться будут, то тотчас впредь отцам их духовным, ни к каким разводным их письмам в таких разводах рук отнюдь не прикладывать, под тяжким штрафом и наказанием и под лишением священства» 195 . Однако традиция давать разводные письма была устойчивой, и в 1767 г. Синод вновь издает указ, запрещающий священникам писать разводные письма, угрожая им извержением из сана 196 . Увеличению численности разводов немало способствовал и новый порядок комплектования армии: длительная воинская служба приводила к тому, что жены годами жили в разлуке с мужьями, а это влекло за собой двоебрачие. В фондах Священного синода и епархиальных консисторий сохранилось множество дел, свидетельствующих о распространенности двоеженства 197 .

Однако хотя государство и боролось неуклонно с разводами, тем не менее Священный синод пошел и на расширение поводов к ним: ссылка на вечную каторгу одного из супругов освобождала другого супруга от брачного союза. Синод издает предписание архиереям: «Оставшимся после сосланный в вечную работу или в ссылку или в заточение мужей женам, по их просьбам… к вступлению в замужество за других мужей, по силе объявленных Именных 1720 и 1733 гг. указов дозволение давать по своему рассмотрению» 198 .

Таким образом, еще до реформ Петра I институт брака претерпел существенные изменения. Согласие брачующихся выступило на первый план уже в новых статьях, вошедших в печатную Кормчую 1653 г. Это соответствовало и духу нового времени, для которого характерна индивидуализация человека. Но одновременно в законодательстве XVIII в. видна тенденция взять под государственный контроль личную жизнь человека, поэтому развод по взаимному согласию становится недопустим с точки зрения государства. Отказ от обручения как самостоятельного юридического акта отменял и договорную, юридическую часть брака, перенося акцент на венчание – сакральную часть.